Джон Роберт Фаулз

«Любовница французского лейтенанта»

Ветреным мартовским днём 1867 г. вдоль мола старинного городка Лайм-Риджиса на юго-востоке Англии прогуливается молодая пара. Дама одета по последней лондонской моде в узкое красное платье без кринолина, какие в этом провинциальном захолустье начнут носить лишь в будущем сезоне. Ее рослый спутник в безупречном сером пальто почтительно держит в руке цилиндр. Это были Эрнестина, дочь богатого коммерсанта, и её жених Чарльз Смитсон из аристократического семейства. Их внимание привлекает женская фигура в трауре на краю мола, которая напоминает скорее живой памятник погибшим в морской пучине, нежели реальное существо. Ее называют несчастной Трагедией или Женщиной французского лейтенанта. Года два назад во время шторма погибло судно, а выброшенного на берег со сломанной ногой офицера подобрали местные жители. Сара Вудраф, служившая гувернанткой и знавшая французский, помогала ему, как могла. Лейтенант выздоровел, уехал в Уэймут, пообещав вернуться и жениться на Саре. С тех пор она выходит на мол, «слоноподобный и изящный, как скульптуры Генри Мура», и ждёт. Когда молодые люди проходят мимо, их поражает её лицо, незабываемо трагическое: «скорбь изливалась из него так же естественно, незамутненно и бесконечно, как вода из лесного родника». Ее взгляд-клинок пронзает Чарльза, внезапно ощутившего себя поверженным врагом таинственной особы.

Чарльзу тридцать два года. Он считает себя талантливым учёным-палеонтологом, но с трудом заполняет «бесконечные анфилады досуга». Проще говоря, как всякий умный бездельник викторианской эпохи, он страдает байроническим сплином. Его отец получил порядочное состояние, но проигрался в карты. Мать умерла совсем молодой вместе с новорождённой сестрой. Чарльз пробует учиться в Кембридже, потом решает принять духовный сан, но тут его спешно отправляют в Париж развеяться. Он проводит время в путешествиях, публикует путевые заметки — «носиться с идеями становится его главным занятием на третьем десятке». Спустя три месяца после возвращения из Парижа умирает его отец, и Чарльз остаётся единственным наследником своего дяди, богатого холостяка, и выгодным женихом. Неравнодушный к хорошеньким девицам, он ловко избегал женитьбы, но, познакомившись с Эрнестиной Фримен, обнаружил в ней незаурядный ум, приятную сдержанность. Его влечёт к этой «сахарной Афродите», он сексуально неудовлетворён, но даёт обет «не брать в постель случайных женщин и держать взаперти здоровый половой инстинкт». На море он приезжает ради Эрнестины, с которой помолвлен уже два месяца.

Эрнестина гостит у своей тётушки Трэнтер в Лайм-Риджисе, потому что родители вбили себе в голову, что она предрасположена к чахотке. Знали бы они, что Тина доживёт до нападения Гитлера на Польшу! Девушка считает дни до свадьбы — осталось почти девяносто… Она ничего не знает о совокуплении, подозревая в этом грубое насилие, но ей хочется иметь мужа и детей. Чарльз чувствует, что она влюблена скорее в замужество, чем в него. Однако их помолвка — взаимовыгодное дело. Мистер Фримен, оправдывая свою фамилию (свободный человек), прямо сообщает о желании породниться с аристократом, несмотря на то что увлечённый дарвинизмом Чарльз с пафосом доказывает ему, что тот произошёл от обезьяны.

Скучая, Чарльз начинает поиски окаменелостей, которыми славятся окрестности городка, и на Вэрской пустоши случайно видит Женщину французского лейтенанта, одинокую и страдающую. Старая миссис Поултни, известная своим самодурством, взяла Сару Вудраф в компаньонки, чтобы всех превзойти в благотворительности. Чарльз, в обязанности которого входит трижды в неделю наносить визиты, встречает в её доме Сару и удивляется её независимости.

Унылое течение обеда разнообразит лишь настойчивое ухаживание голубоглазого Сэма, слуги Чарльза, за горничной мисс Трэнтер Мэри, самой красивой, непосредственной, словно налитой девушкой.

На следующий день Чарльз вновь приходит на пустошь и застаёт Сару на краю обрыва, заплаканную, с пленительно-сумрачным лицом. Неожиданно она достаёт из кармана две морские звезды и протягивает Чарльзу. «Джентльмена, который дорожит своей репутацией, не должны видеть в обществе вавилонской блудницы Лайма», — произносит она. Смитсон понимает, что следовало бы подальше держаться от этой странной особы, но Сара олицетворяет собой желанные и неисчерпаемые возможности, а Эрнестина, как он ни уговаривает себя, похожа порою на «хитроумную заводную куклу из сказок Гофмана».

В тот же вечер Чарльз даёт обед в честь Тины и её тётушки. Приглашён и бойкий ирландец доктор Гроган, холостяк, много лет добивающийся расположения старой девы мисс Трэнтер. Доктор не разделяет приверженности Чарльза к палеонтологии и вздыхает о том, что мы о живых организмах знаем меньше, чем об окаменелостях. Наедине с ним Смитсон спрашивает о странностях Женщины французского лейтенанта. Доктор объясняет состояние Сары приступами меланхолии и психозом, в результате которого скорбь для неё становится счастьем. Теперь встречи с ней кажутся Чарльзу исполненными филантропического смысла.

Однажды Сара приводит его в укромный уголок на склоне холма и рассказывает историю своего несчастья, вспоминая, как красив был спасённый лейтенант и как горько обманулась она, когда последовала за ним в Эймус и отдалась ему в совершенно неприличной гостинице: «То был дьявол в обличий моряка!» Исповедь потрясает Чарльза. Он обнаруживает в Саре страстность и воображение — два качества, типичных для англичан, но совершенно подавленных эпохой всеобщего ханжества. Девушка признается, что уже не надеется на возвращение французского лейтенанта, потому что знает о его женитьбе. Спускаясь в лощину, они неожиданно замечают обнимающихся Сэма и Мэри и прячутся. Сара улыбается так, как будто снимает одежду. Она бросает вызов благородным манерам, учёности Чарльза, его привычке к рациональному анализу.

В гостинице перепуганного Смитсона ждёт ещё одно потрясение: престарелый дядя, сэр Роберт, объявляет о своей женитьбе на «не приятно молодой» вдове миссис Томкинс и, следовательно, лишает племянника титула и наследства. Эрнестина разочарована таким поворотом событий. Сомневается в правильности своего выбора и Смитсон, в нем разгорается новая страсть. Желая все обдумать, он собирается уехать в Лондон. От Сары приносят записку, написанную по-французски, словно в память о лейтенанте, с просьбой прийти на рассвете. В смятении Чарльз признается доктору в тайных встречах с девушкой. Гроган пытается объяснить ему, что Сара водит его за нос, и в доказательство даёт прочитать отчёт о процессе, проходившем в 1835 г. над одним офицером. Он обвинялся в изготовлении анонимных писем с угрозами семье командира и насилии над его шестнадцатилетней дочерью Мари. Последовала дуэль, арест, десять лет тюрьмы. Позже опытный адвокат догадался, что даты самых непристойных писем совпадали с днями менструаций Мари, у которой был психоз ревности к любовнице молодого человека… Однако ничто не может остановить Чарльза, и с первым проблеском зари он отправляется на свидание. Сару выгоняет из дома миссис Поултни, которая не в силах перенести своеволие и дурную репутацию компаньонки. Сара прячется в амбаре, где и происходит её объяснение с Чарльзом. К несчастью, едва они поцеловались, как на пороге возникли Сэм и Мэри. Смитсон берет с них обещание молчать и, ни в чем не признавшись Эрнестине, спешно едет в Лондон. Сара скрывается в Эксетере. У неё есть десять соверенов, оставленные на прощание Чарльзом, и это даёт ей немного свободы.

Смитсону приходится обсуждать с отцом Эрнестины предстоящую свадьбу. Как-то, увидев на улице проститутку, похожую на Сару, он нанимает её, но ощущает внезапную тошноту. Вдобавок шлюху также зовут Сарой.

Вскоре Чарльз получает письмо из Эксетера и отправляется туда, но, не повидавшись с Сарой, решает ехать дальше, в Лайм-Риджис, к Эрнестине. Их воссоединение завершается свадьбой. В окружении семерых детей они живут долго и счастливо. О Саре ничего не слышно.

Но этот конец неинтересен. Вернёмся к письму. Итак, Чарльз спешит в Эксетер и находит там Сару. В её глазах печаль ожидания. «Мы не должны… это безумие», — бессвязно повторяет Чарльз. Он «впивается губами в её рот, словно изголодался не просто по женщине, а по всему, что так долго было под запретом». Чарльз не сразу понимает, что Сара девственна, а все рассказы о лейтенанте — ложь. Пока он в церкви молит о прощении, Сара исчезает. Смитсон пишет ей о решении жениться и увезти её прочь. Он испытывает прилив уверенности и отваги, расторгает помолвку с Тиной, готовясь всю жизнь посвятить Саре, но не может её найти. Наконец, через два года, в Америке, он получает долгожданное известие. Возвратившись в Лондон, Смитсон обретает Сару в доме Росетти, среди художников. Здесь его ждёт годовалая дочка по имени Аалаге-ручеёк.

Нет, и такой путь не для Чарльза. Он не соглашается быть игрушкой в руках женщины, которая добилась исключительной власти над ним. Прежде Сара называла его единственной надеждой, но, приехав в Эксетер, он понял, что поменялся с ней ролями. Она удерживает его из жалости, и Чарльз отвергает эту жертву. Он хочет вернуться в Америку, где открыл «частицу веры в себя». Он понимает, что жизнь нужно по мере сил претерпевать, чтобы снова выходить в слепой, солёный, тёмный океан.

«Любовница французского лейтенанта» Джона Фаулза является одним из лучших произведений писателя. Автор начинает рассказ с городка Лайм-Риджиса, где читатель видит, как прогуливается молодая пара – Эрнестина, дочь богатого коммерсанта, и её жених Чарльз Смитсон. С самых первых страниц произведения, писатель вводит описания внешности этих двух героев.

Прогуливаясь по берегу, их привлекла женская фигура, которая напоминала в большей степени памятник погибшим в море. Как оказалось, это был реальный образ женщины, которую все называли Женщиной французского лейтенанта. После чего писатель представляет историю, которая увлекает читателя. Дело обстояло так: два года назад, во время шторма, судно потерпело крушение и все, кто был на борту – погибли. Одного лишь офицера выбросило на берег, где и нашла его Сара Вудраф. Вскоре, поставив его на ноги, он уехал в Уэймут, однако обещал вернуться и на ней жениться.

С тех пор прошло уже много времени, она постоянно выходит на мол, и ждет его. Писатель изображает ее довольно грустно, скорее даже, трагически. Она всех поражает своим взглядом, включая Чарльза, который чувствует себя виноватым за ее офицера. Сара – таинственная особа. На следующих страницах произведения, автор подробно рассказывает читателю о жизни Чарльза, который после смерти отца, стал наследником всего состояния. Теперь он не просто богатый человек, в его руках – свобода. Сначала читателю не понятно, о какой свободе идет речь, однако позже он понимает, что все дело в его отношениях с женщинами. У него было много их, но не к одной не испытывал столь глубоких чувств, как к Эрнестине. Теперь они помолвлены, и он обещает себе не заводить случайных связей.

Читателю, как и собственно, Чарльзу понятно одно, что невеста влюблена в большей степени ни в самого героя, а в замужество. Кому же этот брак является довольно выгодным делом. События разворачиваются довольно интересно и волнующе для читателя. Чарльз, в который раз встречает унылую Женщину французского лейтенанта и понимает, что она хоть и странная особа, однако его что-то привлекает в ней. А вот, его будущая жена его почему-то не впечатляет последнее время. Она напоминает ему заводную куклу. Читатель начинает переживать, неужели Чарльз разлюбил ее?

Далее события приобретают крутой оборот: Сара с ним откровенно вступает в разговор, рассказывая о своем горе. Она признается Чарльзу, что офицер не вернется, потому что уже женился. Герой обнаруживает в ней два несовместимых качества – страстность и воображение.

События романа разворачиваются в 1867 году в городе Лайм-Риджис, расположенном на юго-востоке Англии. На прогулку вышла молодая пара. Это дочь богатого коммерсанта Эрнестина, и её жених Чарльз Смитсон, представитель аристократического рода. Внимание молодых людей привлекла женская фигура в траурном одеянии.

Два года назад во время сильного шторма погибло судно, а офицера со сломанной ногой выброшенного на берег, подобрали местные жители. Гувернантка Сара Вудраф, знавшая французский, выхаживала его, помогала во всем. Поправившись, мужчина уехал в Уэймут, но обещал, что вернется и женится на ней. С тех пор Сара выходит на мол и ожидает своего возлюбленного.

Чарльз Смитсон считает себя талантливым палеонтологом, но страдает байроническим сплином. Он много путешествует, публикует путевые заметки. Его мать умерла вместе с новорождённой сестрой. После смерти отца он остаётся единственным наследником дяди, богатого холостяка, а также выгодным женихом. В Лайм-Риджис молодой человек приезжает ради девушки Эрнестины, с которой помолвлен.

Девушка гостит у своей тёти Трэнтер, потому что ее родители считают, что она предрасположена к чахотке. Эрнестина ждет дня свадьбы, но жених чувствует, что она скорее влюблена в замужество, а не в него.
Чарльз ищет окаменелости, которыми славятся окрестности городка. Во время этого занятия он случайно видит страдающую на берегу Сару.
На следующий день он застаёт заплаканную Сару на краю обрыва. Та неожиданно достаёт из кармана две морские звезды и передает их Чарльзу. Смитсон понимает, что ему надо подальше держаться от этой весьма странной дамы.

На обед, который Чарльз даёт в честь Эрнестины и её тётушки, приглашён ирландец доктор Гроган, который много лет добивается расположения мисс Трэнтер. Смитсон спрашивает его о странностях Сары, Женщины французского лейтенанта, как ее называют, и доктор объясняет состояние Сары психозом, в результате которого печаль и скорбь становятся для неё счастьем.

Однажды Сара рассказывает Чарльзу историю своего несчастья. Она вспоминает, что лейтенант был очень красив, она даже поехала за ним в Эймус, отдалась возлюбленному в гостинице. Эта исповедь Сары потрясает Чарльза, он открывает в ней страстность и воображение. Девушка признается ему, что уже и не надеется на возвращение лейтенанта, знает, что он женился.
Престарелый дядя Чарльза, сэр Роберт, объявляет о том, что намерен жениться на вдове миссис Томкинс, тем самым лишая своего племянника наследства и титула. Теперь Эрнестина сомневается в правильности своего выбора.

В записке Сара просит Чарльза прийти на рассвете. Молодой человек признается доктору Грогану в тайных встречах с Сарой. Доктор пытается объяснить ему, что его водят за нос. Но уже ничто не может остановить Чарльза Смитсона, воспылавшего страстью к Саре. Он отправляется на свидание. Не в силах перенести дурную репутацию и своеволие своей компаньонки, Сару из дома выгоняет миссис Поултни. В амбаре происходит объяснение Сары с Чарльзом, их страстный поцелуй. Не признавшись Эрнестине, Чарльз поспешно едет в Лондон, а Сара скрывается в Эксетере.
Смитсон получает письмо из Эксетера, но встреча с Сарой не состоялась. Воссоединение Чарльза и Эрнестины завершается свадьбой. Родив семерых детишек, супруги живут счастливо. О Саре же ничего не слышно.

Однако этот конец неинтересен. Допустим, Чарльз спешит в Эксетер, встречается с Сарой. Он не сразу понимает, что Сара девственна. Вся история о французском лейтенанте - неправда. Он намерен расторгнуть помолвку и жениться на Саре. Сара исчезает. Через два года он получает от нее известие. Возвратившись в Лондон, находит Сару. Его ждёт годовалая дочка Аалаге-ручеёк.
Нет, и это не то. Чарльз не соглашается быть игрушкой в руках Сары. Приехав в Эксетер, он понимает, что поменялся с ней ролями. Он хочет как можно быстрее вернуться в Америку.

Обращаем ваше внимание, что это только краткое содержание литературного произведения «Любовница французского лейтенанта». В данном кратком содержании упущены многие важные моменты и цитаты.

Женщина французского лейтенанта

Ветреным мартовским днем 1867 г. вдоль мола старинного городка Лайм-Риджиса на юго-востоке Англии прогуливается молодая пара. Дама одета по последней лондонской моде в узкое красное платье без кринолина, какие в этом провинциальном захолустье начнут носить лишь в будущем сезоне. Ее рослый спутник в безупречном сером пальто почтительно держит в руке цилиндр. Это были Эрнестина, дочь богатого коммерсанта, и её жених Чарльз Смитсон из аристократического семейства. Их внимание привлекает женская фигура в трауре на краю мола, которая напоминает скорее живой памятник погибшим в морской пучине, нежели реальное существо. Ее называют несчастной Трагедией или Женщиной французского лейтенанта. Года два назад во время шторма погибло судно, а выброшенного на берег со сломанной ногой офицера подобрали местные жители. Сара Вудраф, служившая гувернанткой и знавшая французский, помогала ему, как могла. Лейтенант выздоровел, уехал в Уэймут, пообещав вернуться и жениться на Саре. С тех пор она выходит на мол, "слоноподобный и изящный, как скульптуры Генри Мура", и ждет. Когда молодые люди проходят мимо, их поражает её лицо, незабываемо трагическое: "скорбь изливалась из него так же естественно, незамутненно и бесконечно, как вода из лесного родника". Ее взгляд-клинок пронзает Чарльза, внезапно ощутившего себя поверженным врагом таинственной особы.

Чарльзу тридцать два года. Он считает себя талантливым ученым-палеонтологом, но с трудом заполняет "бесконечные анфилады досуга". Проще говоря, как всякий умный бездельник викторианской эпохи, он страдает байроническим сплином. Его отец получил порядочное состояние, но проигрался в карты. Мать умерла совсем молодой вместе с новорожденной сестрой. Чарльз пробует учиться в Кембридже, потом решает принять духовный сан, но тут его спешно отправляют в Париж развеяться. Он проводит время в путешествиях, публикует путевые заметки - "носиться с идеями становится его главным занятием на третьем десятке". Спустя три месяца после возвращения из Парижа умирает его отец, и Чарльз остается единственным наследником своего дяди, богатого холостяка, и выгодным женихом. Неравнодушный к хорошеньким девицам, он ловко избегал женитьбы, но, познакомившись с Эрнестиной Фримен, обнаружил в ней незаурядный ум, приятную сдержанность. Его влечет к этой "сахарной Афродите", он сексуально неудовлетворен, но дает обет "не брать в постель случайных женщин и держать взаперти здоровый половой инстинкт". На море он приезжает ради Эрнестины, с которой помолвлен уже два месяца.

Эрнестина гостит у своей тетушки Трэнтер в Лайм-Риджисе, потому что родители вбили себе в голову, что она предрасположена к чахотке. Знали бы они, что Тина доживет до нападения Гитлера на Польшу! Девушка считает дни до свадьбы - осталось почти девяносто... Она ничего не знает о совокуплении, подозревая в этом грубое насилие, но ей хочется иметь мужа и детей. Чарльз чувствует, что она влюблена скорее в замужество, чем в него. Однако их помолвка - взаимовыгодное дело. Мистер Фримен, оправдывая свою фамилию (свободный человек), прямо сообщает о желании породниться с аристократом, несмотря на то что увлеченный дарвинизмом Чарльз с пафосом доказывает ему, что тот произошел от обезьяны.

Скучая, Чарльз начинает поиски окаменелостей, которыми славятся окрестности городка, и на Вэрской пустоши случайно видит Женщину французского лейтенанта, одинокую и страдающую. Старая миссис Поултни, известная своим самодурством, взяла Сару Вудраф в компаньонки, чтобы всех превзойти в благотворительности. Чарльз, в обязанности которого входит трижды в неделю наносить визиты, встречает в её доме Сару и удивляется её независимости.

Унылое течение обеда разнообразит лишь настойчивое ухаживание голубоглазого Сэма, слуги Чарльза, за горничной мисс Трэнтер Мэри, самой красивой, непосредственной, словно налитой девушкой.

На следующий день Чарльз вновь приходит на пустошь и застает Сару на краю обрыва, заплаканную, с пленительно-сумрачным лицом. Неожиданно она достает из кармана две морские звезды и протягивает Чарльзу. "Джентльмена, который дорожит своей репутацией, не должны видеть в обществе вавилонской блудницы Лайма", - произносит она. Смитсон понимает, что следовало бы подальше держаться от этой странной особы, но Сара олицетворяет собой желанные и неисчерпаемые возможности, а Эрнестина, как он ни уговаривает себя, похожа порою на "хитроумную заводную куклу из сказок Гофмана".

В тот же вечер Чарльз дает обед в честь Тины и её тетушки. Приглашен и бойкий ирландец доктор Гроган, холостяк, много лет добивающийся расположения старой девы мисс Трэнтер. Доктор не разделяет приверженности Чарльза к палеонтологии и вздыхает о том, что мы о живых организмах знаем меньше, чем об окаменелостях. Наедине с ним Смитсон спрашивает о странностях Женщины французского лейтенанта. Доктор объясняет состояние Сары приступами меланхолии и психозом, в результате которого скорбь для нее становится счастьем. Теперь встречи с ней кажутся Чарльзу исполненными филантропического смысла.

Однажды Сара приводит его в укромный уголок на склоне холма и рассказывает историю своего несчастья, вспоминая, как красив был спасенный лейтенант и как горько обманулась она, когда последовала за ним в Эймус и отдалась ему в совершенно неприличной гостинице: "То был дьявол в обличий моряка!" Исповедь потрясает Чарльза. Он обнаруживает в Саре страстность и воображение - два качества, типичных для англичан, но совершенно подавленных эпохой всеобщего ханжества. Девушка признается, что уже не надеется на возвращение французского лейтенанта, потому что знает о его женитьбе. Спускаясь в лощину, они неожиданно замечают обнимающихся Сэма и Мэри и прячутся. Сара улыбается так, как будто снимает одежду. Она бросает вызов благородным манерам, учености Чарльза, его привычке к рациональному анализу.

В гостинице перепуганного Смитсона ждет еще одно потрясение: престарелый дядя, сэр Роберт, объявляет о своей женитьбе на "не приятно молодой" вдове миссис Томкинс и, следовательно, лишает племянника титула и наследства. Эрнестина разочарована таким поворотом событий. Сомневается в правильности своего выбора и Смитсон, в нем разгорается новая страсть. Желая все обдумать, он собирается уехать в Лондон. От Сары приносят записку, написанную по-французски, словно в память о лейтенанте, с просьбой прийти на рассвете. В смятении Чарльз признается доктору в тайных встречах с девушкой. Гроган пытается объяснить ему, что Сара водит его за нос, и в доказательство дает прочитать отчет о процессе, проходившем в 1835 г. над одним офицером. Он обвинялся в изготовлении анонимных писем с угрозами семье командира и насилии над его шестнадцатилетней дочерью Мари. Последовала дуэль, арест, десять лет тюрьмы. Позже опытный адвокат догадался, что даты самых непристойных писем совпадали с днями менструаций Мари, у которой был психоз ревности к любовнице молодого человека... Однако ничто не может остановить Чарльза, и с первым проблеском зари он отправляется на свидание. Сару выгоняет из дома миссис Поултни, которая не в силах перенести своеволие и дурную репутацию компаньонки. Сара прячется в амбаре, где и происходит её объяснение с Чарльзом. К несчастью, едва они поцеловались, как на пороге возникли Сэм и Мэри. Смитсон берет с них обещание молчать и, ни в чем не признавшись Эрнестине, спешно едет в Лондон. Сара скрывается в Эксетере. У нее есть десять соверенов, оставленные на прощание Чарльзом, и это дает ей немного свободы.

Смитсону приходится обсуждать с отцом Эрнестины предстоящую свадьбу. Как-то, увидев на улице проститутку, похожую на Сару, он нанимает её, но ощущает внезапную тошноту. Вдобавок шлюху также зовут Сарой.

Вскоре Чарльз получает письмо из Эксетера и отправляется туда, но, не повидавшись с Сарой, решает ехать дальше, в Лайм-Риджис, к Эрнестине. Их воссоединение завершается свадьбой. В окружении семерых детей они живут долго и счастливо. О Саре ничего не слышно.

Но этот конец неинтересен. Вернемся к письму. Итак, Чарльз спешит в Эксетер и находит там Сару. В её глазах печаль ожидания. "Мы не должны... это безумие", - бессвязно повторяет Чарльз. Он "впивается губами в её рот, словно изголодался не просто по женщине, а по всему, что так долго было под запретом". Чарльз не сразу понимает, что Сара девственна, а все рассказы о лейтенанте - ложь. Пока он в церкви молит о прощении, Сара исчезает. Смитсон пишет ей о решении жениться и увезти её прочь. Он испытывает прилив уверенности и отваги, расторгает помолвку с Тиной, готовясь всю жизнь посвятить Саре, но не может её найти. Наконец, через два года, в Америке, он получает долгожданное известие. Возвратившись в Лондон, Смитсон обретает Сару в доме Росетти, среди художников. Здесь его ждет годовалая дочка по имени Аалаге-ручеек.

Нет, и такой путь не для Чарльза. Он не соглашается быть игрушкой в руках женщины, которая добилась исключительной власти над ним. Прежде Сара называла его единственной надеждой, но, приехав в Эксетер, он понял, что поменялся с ней ролями. Она удерживает его из жалости, и Чарльз отвергает эту жертву. Он хочет вернуться в Америку, где открыл "частицу веры в себя". Он понимает, что жизнь нужно по мере сил претерпевать, чтобы снова выходить в слепой, соленый, темный океан.

Книга «Женщина французского лейтенанта» — образцовый постмодернистский роман. Такое ощущение, что его Фаулз будучи преподавателем литературы придумал в назидание студентам. В этой работе он воплотил многие .

• Фаулз создал
• Фаулз реализовал
• Фаулз использовал прием под названием , обыгрывая сюжет викторианского романа и смешивая иронию и любовь
• Фаулз реализовал новой литературы, используя вариативность финала
• Фаулз мастерски применяет, жонглируя цитатами и эпиграфами (Остен, Харди, Дарвин и другие)

Писатель подходит к созданию романа, как ремесленник: следует формуле, чтобы заинтересовать читателя и создает идеальный роман. Он выбирает популярную и понятную форму (викторианский роман), загоняет героя в любовный треугольник и интригует развязкой. Однако в незамысловатом сюжете, сдобренном винтажными платьями и другими историческими реалиями той эпохи, скрыта нетривиальная задумка, которая открывается только эрудированному читателю. В чем смысл романа «Женщина французского лейтенанта»? Об Англии, находящейся на развилке: либо знакомая пройденная тропа, либо рискованный крутой поворот к новым, еще неизведанным горизонтам.

Образ викторианской Англии и художественные приемы его воплощения в романе «Женщина французского лейтенанта»

Действие романа происходит в 1867 году в провинции Соединенного королевства. Это эпоха правление королевы Виктории – спокойное, благополучное и пуританское время в истории Англии. Многие книги запрещались, притоны и пивнушки были покрыты мраком неизвестности и забвения, а люди больше всего беспокоились о соблюдении приличий и строго определенного церемониала жизни. Они боялись самих себя и скрывались за фасадом благопристойности.

О чем роман «Женщина французского лейтенанта»? «Главный герой Чарльз Смитсон оказывается в любовном треугольнике между своей невестой Эрнестиной Фримен и едва знакомой женщиной Сарой Вудраф. Казалось бы, обычная история: мужчина не может выбрать между женщинами: одна сулит надежное будущее, безупречную семейную идиллию и стабильное положение в обществе, другая манит страстностью и необычностью натуры, обещая глубокое, искреннее чувство и интересную жизнь. Однако перед нами не сомневающийся Чарльз Смитсон, Англия на распутье в его лице. Эрнестина – это богобоязненная и добропорядочная старушка Англия с ее стереотипами, вековыми традициями и образцово-показательными манерами. Сара Вудраф – это прогресс, будущее Англии и ее индивидуальность. Противоречие героев в романе – это противоборство старого и нового в масштабах целой страны.

Приемы изображения викторианской эпохи в романе «Женщина французского лейтенанта» очень разнообразны. Во-первых , автор часто употребляет цитаты тех писателей и научных деятелей, которые были популярны на тот момент. Герои мыслят теми категориями, которыми им положено мыслить в силу времени, то есть интертекстуальность — не просто постмодернистский трюк, а необходимое условие для создания атмосферы. Во-вторых , Фаулз воскрешает язык той эпохи и авторский стиль того времени, имитируя Диккенса или Теккерея. Он подражает их манерам письма, вводит читателя в заблуждение, а потом резко меняет свой коллаж из цитат на откровенную исповедь фокусника перед одураченными зрителями. В-третьих , писатель взял за основу типичную для викторианского романа сюжетную канву.

Вариативность финала в романе «Женщина французского лейтенанта»

Автор предлагает читателю интерактивную игру, в рамках которой просит его выбрать финал по своему усмотрению. Этим поступком он рушит все то впечатление, которое сложилось у человека во время прочтения. Он уже привык к старому доброму повествованию без затей, с неумолимой логикой писателя, тирания которого не оставляет героям выбора. Но Фаулз решил поиздеваться над своей публикой и небрежно набросал три варианта финала: «викторианский», «беллетристический», «экзистенциальный». Таким образом, главному герою романа предоставлено право выбора одного из трех вариантов собственной судьбы, а читателю – повод задуматься.

Роман превращается в компьютерную игру. Первое препятствие — «викторианский» финал, в котором Чарльз женится на Эрнестине и доживает до 114 лет. Уже через несколько страниц автор открыто смеется над теми, кто не заметил саркастического тона этой главы. Действительно, писатель небрежно прикидывает, сколько бы накинуть детишек счастливой чете и бегло описывает сказочный до приторности финал.

С двумя другими вариантами финала читателю приходится туго. Фаулз явно лукавит, когда тщится доказать читателю, будто они равнозначны и их порядок в тексте определил случай. Второе препятствие подстерегает читателя в LX главе – это «сентиментальный» финал, в котором Чарльз спустя 2 года разлуки находит не только любимую женщину, но и их совместного ребенка. Эта тягучая, как сахарный сироп, развязка довольно схематична и условна, чтобы считаться подлинной, но на вкус и цвет товарища нет.

«Если бы роман действительно заканчивался таким образом, — пишет А. Долинин, — то паломничество героя приобрело бы достижимую цель, превратилось бы в поиски некоего священного символа, с обретением которого странник завершает свой путь. Для Фаулза же становление человека не прекращается до смерти, и единственная реальная, не иллюзорная цель жизненного странствования — это сам путь, непрерывное саморазвитие личности, ее движение от одного свободного выбора к другому»

Поэтому, по Фаулзу, «правильный» вариант финала — последняя LXI глава — «экзистенциальный» финал. Главный герой выбирает свободу, частицу веры в себя, и понимание того, что «жизнь нужно бесконечно претерпевать, и снова выходить — в слепой, соленый, темный океан». Фаулз ставит Чарльза на место Сары, теперь он – проситель, а она – судья, от приговора которого зависит все. Только тогда он понимает эту странную женщину, которая обладала тем, чего не могли допустить герои ее времени — свободой. В экзистенциальном финале развеялась последняя иллюзия Чарльза — иллюзия спасительной любви. Он оставляет независимую Сару, чтобы в одиночку продолжить свой жизненный путь по враждебному и бесприютному миру. Герой теряет все опоры, зато обретает «частицу веры в себя» и уезжает в свободную Америку, которая сулит ему новые возможности.

Интересно? Сохрани у себя на стенке!

Всякая эмансипация состоит в том, что она возвращает человеческий мир, человеческие отношения к самому человеку.

К. Маркс. К еврейскому вопросу (1844)1
К. Маркс. К еврейскому вопросу (1844). – См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. I. С. 406.

THE FRENCH LIEUTENANT"S WOMAN

Copyright © 1969 by John Fowles

© М. Беккер, перевод на русский язык, 2017

© И. Комарова, перевод на русский язык, 2017

© Издание на русском языке. Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

1

Глядя в пенную воду,
Завороженно, одна,
Дни напролет у моря
Молча стояла она,
В погоду и в непогоду,
С вечной печалью во взоре,
Словно найти свободу
Чаяла в синем просторе,
Морю навеки верна.

Восточный ветер несноснее всех других на заливе Лайм (залив Лайм – это самый глубокий вырез в нижней части ноги, которую Англия вытянула на юго-запад), и человек любопытный мог бы сразу сделать несколько вполне обоснованных предположений насчет пары, которая одним студеным ветреным утром в конце марта 1867 года вышла прогуляться на мол Лайм-Риджиса3
Лайм-Риджис (от лат. regis – букв. королевский, то есть город, получивший в Средние века королевскую хартию, предоставляющую ему ряд привилегий) – небольшой городок в графстве Дорсетшир на живописном скалистом берегу Лаймского залива. Для защиты от штормовых ветров здесь в середине XIII в.

был сооружен огромный каменный мол Кобб, уже в те времена слывший чудом строительного дела. В прошлом один из крупнейших портов Ла-Манша, Лайм-Риджис к началу XVIII в. в связи с развитием флота утратил свое значение и превратился в курортное местечко с населением, едва превышающим 3 тыс. человек. Джон Фаулз жил в Лайме и был почетным хранителем лаймского музея как знаток местной истории, географии и топографии. Его перу принадлежат «Краткая история Лайм-Риджиса» (1982) и путеводитель по городу (1984). В настоящем романе писатель очень точно описывает город и его окрестности, вплоть до сохранившихся до наших дней названий улиц и даже гостиницы, где живет герой.

– маленького, но древнего городка, давшего свое имя заливу.

Мол Кобб уже добрых семьсот лет навлекает на себя презрение, которое люди обыкновенно питают к предметам, слишком хорошо им знакомым, и коренные жители Лайма видят в нем всего лишь старую серую стену, длинной клешней уходящую в море. И в самом деле, вследствие того, что этот крохотный Пирей4
Пирей – гавань, расположенная в 10 км от Афин.

Расположен на порядочном расстоянии от своих микроскопических Афин, то есть от самого города, жители как бы повернулись к нему спиной. Конечно, суммы, которые они веками расходовали на его ремонт, вполне оправдывают некоторую досаду.

Однако на взгляд человека, не обремененного высокими налогами, но зато более любознательного, Кобб, несомненно, самое красивое береговое укрепление на юге Англии. И не только потому, что он, как пишут путеводители, овеян дыханием семи веков английской истории, что отсюда вышли в море корабли навстречу Армаде5
Армада («Непобедимая Армада») – испанский военный флот, в 1588 г. посланный королем Филиппом II против Англии. Была разбита английским флотом и рассеяна штормами.

Что возле него высадился на берег Монмут6
Монмут Джеймс (1649 – 1685) – внебрачный сын английского короля Карла II. В 1685 г., провозгласив себя законным королем Англии, прибыл из Голландии в Лайм-Риджис и возглавил восстание против короля Якова II, но потерпел поражение, был схвачен и казнен.

… а в конце концов, просто потому, что это великолепное произведение народного искусства.

Примитивный и вместе с тем замысловатый, слоноподобный, но изящный, он, как скульптура Генри Мура7
Генри Мур (1898 – 1986) – знаменитый английский скульптор.

Или Микеланджело, поражает легкостью плавных форм и объемов; это промытая и просоленная морем каменная громада – словом, если можно так выразиться, масса в чистом виде. Я преувеличиваю? Возможно, но меня легко проверить – ведь с того года, о котором я пишу, Кобб почти не изменился, а вот город Лайм изменился, и если сегодня смотреть на него с мола, проверка ничего вам не даст.

Но если бы вы повернулись к северу и посмотрели на берег в 1867 году, как это сделал молодой человек, который в тот день прогуливался здесь со своею дамой, вашему взору открылась бы на редкость гармоничная картина. Там, где Кобб возвращается обратно к берегу, притулилось десятка два живописных домиков и маленькая верфь, в которой стоял на стапелях похожий на ковчег остов люггера. В полумиле к востоку, на фоне поросших травою склонов, виднелись тростниковые и шиферные крыши самого Лайма, города, который пережил свой расцвет в Средние века и с тех пор постоянно клонился к упадку. В сторону запада, над усыпанным галькой берегом, откуда Монмут пустился в свою идиотскую авантюру, круто вздымались мрачные серые скалы, известные в округе под названием Вэрские утесы. Выше и дальше, скрытые густым лесом, уступами громоздились все новые и новые скалы. Именно отсюда Кобб всего более производит впечатление последней преграды на пути эрозии, разъедающей западный берег. И это тоже можно проверить. Если не считать нескольких жалких прибрежных лачуг, ныне, как и тогда, в той стороне не видно ни единого строения.

Местный соглядатай (а таковой на самом деле существовал) мог поэтому заключить, что упомянутые двое – люди не здешние, ценители красоты и что какой-то там пронизывающий ветер не помешает им полюбоваться Коббом. Правда, наведя свою подзорную трубу поточнее, он мог бы заподозрить, что прогулка вдвоем интересует их гораздо больше, чем архитектура приморских укреплений, и уж наверняка обратил бы внимание на их изысканную наружность.

Молодая дама была одета по последней моде – ведь около 1867 года подул и другой ветер: начался бунт против кринолинов и огромных шляп. Глаз наблюдателя мог бы рассмотреть в подзорную трубу пурпурно-красную юбку, почти вызывающе узкую и такую короткую, что из-под темно-зеленого пальто выглядывали ножки в белых чулках и черных ботинках, которые деликатно ступали по каменной кладке мола, а также дерзко торчавшую на подхваченной сеткой прическе плоскую круглую шляпку, украшенную пучком перьев белой цапли (шляпы такого фасона лаймские модницы рискнут надеть не раньше чем через год), тогда как рослый молодой человек был одет в безупречное серое пальто и держал в руке цилиндр. Он решительно укоротил свои бакенбарды, ибо законодатели английской мужской моды уже двумя годами раньше объявили длинные бакенбарды несколько вульгарными, то есть смешными, на взгляд иностранца. Цвета одежды молодой дамы сегодня показались бы нам просто кричащими, но в те дни весь мир еще захлебывался от восторга по поводу изобретения анилиновых красителей. И в виде компенсации за предписанное ему благонравие прекрасный пол требовал от красок не скромности, а яркости и блеска.

Но больше всего озадачила бы наблюдателя третья фигура на дальнем конце этого мрачного изогнутого мола. Фигура эта опиралась на торчащий кверху ствол старинной пушки, который служил причальной тумбой. Она была в черном. Ветер развевал ее одежду, но она стояла неподвижно и все смотрела и смотрела в открытое море, напоминая скорее живой памятник погибшим в морской пучине, некий мифический персонаж, нежели обязательную принадлежность ничтожной провинциальной повседневности.

2

В том (1851) году в Англии на 8 155 000 женщин от десяти лет и старше приходилось 7 600 000 мужчин такого же возраста. Из этого со всей очевидностью следует, что, если, согласно общепринятому мнению, судьба назначила викторианской девушке быть женою и матерью, мужчин никак не могло бы хватить на всех.

Э. Ройстон Пайк. Человеческие документы викторианского золотого века

Распущу на рассвете серебряный парус,
Понесет меня ветер по буйной волне,
А зазноба моя, что любить обещалась,
Пусть поплачет по мне, пусть поплачет по мне.

Английская народная песня

– Дорогая Тина, мы отдали дань Нептуну. Надеюсь, он нас простит, если мы теперь повернемся к нему спиной.

– Вы не очень галантны.

– Как прикажете это понимать?

– Я думала, вы захотите, не нарушая приличий, воспользоваться возможностью подольше подержать меня под руку.

– До чего же мы стали щепетильны.

– Мы теперь не в Лондоне.

– Да, скорее на Северном полюсе.

– Я хочу дойти до конца мола.

Молодой человек, бросив в сторону суши взгляд, исполненный столь горького отчаяния, словно он навеки ее покидал, снова повернулся к морю, и парочка продолжала свой путь по Коббу.

– И еще я хочу знать, что произошло между вами и папой в прошлый четверг.

– Ваша тетушка уже выудила из меня все подробности этого приятного вечера.

Девушка остановилась и посмотрела ему в глаза.

– Чарльз! Послушайте, Чарльз! Вы можете разговаривать подобным образом с кем угодно, но только не со мной. От меня вы так легко не отвяжетесь. Я очень привязчива.

– Вот и прекрасно, дорогая, скоро благодаря священным узам брака вы сможете всегда держать меня на привязи.

– Приберегите эти сомнительные остроты для своего клуба. – Она с напускной строгостью повлекла его за собой. – Я получила письмо.

– А-а. Я этого опасался. От вашей матушки?

– Я знаю, что после обеда что-то случилось…

Прежде чем Чарльз ответил, они прошли еще несколько шагов; он было намеревался ответить серьезно, но потом передумал.

– Должен признаться, что мы с вашим почтенным родителем несколько разошлись во мнениях по одному философскому вопросу.

– Это очень дурно с вашей стороны.

– А я полагал, что это очень честно с моей стороны.

– О чем же вы говорили?

– Ваш батюшка взял на себя смелость утверждать, что мистера Дарвина следует выставить на всеобщее обозрение в зверинце. В клетке для обезьян. Я пытался разъяснить ему некоторые научные положения, лежащие в основе дарвинизма. Мне это не удалось. Et voil? tout 2
Вот и все (фр.).

– Но как вы могли? Вы же знаете папины взгляды!

– Я вел себя в высшей степени почтительно.

– То есть в высшей степени отвратительно!

– Он сказал, что не позволит своей дочери выйти замуж за человека, который считает, что его дед был обезьяной. Но мне кажется, по здравом размышлении он примет в расчет, что в моем случае обезьяна была титулованной.

Не останавливаясь, она взглянула на него и тут же отвернула голову характерным плавным движением, которым обыкновенно хотела выразить тревогу, а сейчас речь зашла как раз о том, что, по ее мнению, больше всего препятствовало их помолвке. Отец ее был очень богат, но дед был простой торговец сукном, тогда как дед Чарльза был баронет. Чарльз улыбнулся и пожал ручку в перчатке, продетую под его левую руку.

– Дорогая, ведь мы с вами все это давно уладили. Весьма похвально, что вы почитаете своего батюшку. Но ведь я женюсь не на нем. И вы забываете, что я ученый. Во всяком случае, автор ученого труда. А если вы будете так улыбаться, я посвящу всю свою жизнь не вам, а окаменелостям.

– Я не собираюсь ревновать вас к окаменелостям. – Она сделала выразительную паузу. – Тем более что вы уже давно топчете их ногами и даже не соизволили этого заметить.

Он быстро взглянул вниз и стремительно опустился на колени. Мол Кобб частично вымощен богатой окаменелостями породой.

– Боже милосердный, вы только взгляните! Certhidium portlandicum. Этот камень – наверняка оолит из Портленда8
Оолит – осадочная порода, обычно известняк. Полуостров Портленд в графстве Дорсетшир славится своими каменоломнями.

– К пожизненной каторге в каменоломнях коего я вас приговорю, если вы сейчас же не встанете. – (Он с улыбкой повиновался.) – Ну разве не любезно с моей стороны привести вас сюда? Смотрите! – Она подвела его к краю, где несколько плоских камней, воткнутых в стену, образовали грубые ступени, спускавшиеся под углом к нижнему ярусу мола. – Это те самые ступени, с которых упала Луиза Масгроув9
Луиза Масгроув – одна из героинь романа английской писательницы Джейн Остин (1775 – 1817) «Убеждение» (опубликован посмертно в 1818 г.), отдельные эпизоды которого происходят в Лайме. Ступени, о которых идет речь, сохранились на Коббе до сих пор и являются местной достопримечательностью.

В «Убеждении» Джейн Остин.

– Как романтично!

– Да, джентльмены были романтиками… в те времена.

– А теперь стали учеными? Хотите, предпримем этот опасный спуск?

– На обратном пути.

Они снова пошли вперед. И только тогда он обратил внимание на фигуру на конце Кобба или по крайней мере понял, к какому полу она принадлежит.

– Господи, я думал, что это рыбак. Но ведь это женщина?

Эрнестина прищурилась – ее серые, ее прелестные глаза были близоруки, и она смогла различить только темное бесформенное пятно.

– Женщина? Молодая?

– Так далеко не разобрать.

– Я догадываюсь, кто это. Это, должно быть, несчастная Трагедия.

– Трагедия?

– Это ее прозвище. Одно из прозвищ.

– Есть и другие?

– Рыбаки называют ее неприличным словом.

– Милая Тина, вы, разумеется, можете…

– Они называют ее… любовницей французского лейтенанта.

– Вот как. И ее подвергли столь жестокому остракизму, что она вынуждена стоять здесь с утра до вечера?

– Она… она немножко не в своем уме. Пойдемте обратно. Я не хочу к ней подходить.

Они остановились. Чарльз рассматривал черную фигуру.

– Вы меня заинтриговали. Кто этот французский лейтенант?

– Говорят, это человек, который…

– Которого она полюбила?

– И он ее оставил? С ребенком?

– Нет. Ребенка, по-моему, нет. И вообще, все это сплетни.

– Что же она тут делает?

– Говорят, она ждет, что он вернется.

– Но… разве у нее нет близких?

– Она в услужении у старой миссис Поултни. Когда мы бываем там, она не выходит. Но она там живет. Пожалуйста, пойдемте обратно. Я ее не заметила.

Чарльз улыбнулся.

– Если она на вас нападет, я брошусь вам на помощь и тем докажу свою галантность. Пойдемте.

Они приблизились к женщине у пушечного ствола. Она стояла с непокрытой головой и держала в руке капор. Тугой узел ее волос был спрятан под высокий воротник черного пальто – весьма странного покроя, напоминавшего скорее мужской редингот, нежели дамскую верхнюю одежду из тех, что носили последние сорок лет. Она тоже обходилась без кринолина, но, очевидно, из безразличия, а отнюдь не из желания следовать новейшей лондонской моде. Чарльз громко произнес какие-то незначащие слова, чтобы предупредить женщину об их приближении, но она не обернулась. Они прошли еще несколько шагов и вскоре увидели ее профиль и взгляд, словно ружье, нацеленный на далекий горизонт. Резкий порыв ветра заставил Чарльза поддержать Эрнестину за талию, а женщину – еще крепче ухватиться за тумбу. Сам не зная почему – быть может, желая просто показать Эрнестине, что он не робкого десятка, – Чарльз, как только ветер немного утих, шагнул вперед.

– Любезнейшая, ваше пребывание здесь весьма рискованно. Сто?ит ветру усилиться…

Она обернулась и посмотрела на него или – как показалось Чарльзу – сквозь него. От этой первой встречи в памяти его сохранилось не столько то, что было написано на ее лице, сколько то, чего он совсем не ожидал в нем увидеть, ибо в те времена считалось, что женщине пристала скромность, застенчивость и покорность. Чарльз тотчас почувствовал себя так, словно вторгся в чужие владенья, словно Кобб принадлежал этой женщине, а вовсе не древнему городу Лайму. Лицо ее нельзя было назвать миловидным, как лицо Эрнестины. Не было оно и красивым – по эстетическим меркам и вкусам какой бы то ни было эпохи. Но это было лицо незабываемое, трагическое. Скорбь изливалась из него также естественно, незамутненно и бесконечно, как вода из лесного родника. В нем не было ни фальши, ни лицемерия, ни истеричности, ни притворства, а главное – ни малейшего признака безумия. Безумие было в пустом море, в пустом горизонте, в этой беспричинной скорби, словно родник сам по себе был чем-то вполне естественным, а неестественным было лишь то, что он изливался в пустыне.

Позже Чарльз снова и снова мысленно сравнивал этот взгляд с клинком, а такое сравнение подразумевает не только свойство самого предмета, но и производимое им действие. В это короткое мгновенье он почувствовал себя поверженным врагом и одновременно предателем, по заслугам униженным.

Женщина не произнесла ни слова. Ее ответный взгляд длился не более двух-трех секунд, затем она снова обратила взор к югу. Эрнестина потянула Чарльза за рукав, и он отвернулся, с улыбкой пожав плечами. Когда они подошли к берегу, он заметил:

– Жаль, что вы раскрыли мне эти неприглядные факты. В этом беда провинциальной жизни. Все всех знают, и нет никаких тайн. Ничего романтического.

– А еще ученый! И говорит, что презирает романы, – поддразнила его Эрнестина.

3

Но еще важнее то соображение, что все главнейшие черты организации всякого живого существа определяются наследственностью: отсюда вытекает, что хотя каждое живое существо, несомненно, прекрасно приспособлено к занимаемому им месту в природе, тем не менее многие организмы не имеют в настоящее время достаточно близкого и непосредственного отношения к современным жизненным условиям.

Ч. Дарвин. Происхождение видов (1859)

Из всех десятилетий нашей истории умный человек выбрал бы для своей молодости пятидесятые годы XIX века.

Дж. М. Янг. Портрет эпохи10
Джон Малькольм Янг (1883 – 1959) – автор ряда трудов по истории викторианской Англии.

Возвратившись после завтрака к себе в гостиницу «Белый лев», Чарльз принялся рассматривать в зеркале свое лицо. Мысли его были слишком туманны, чтобы их можно было описать. Однако в них, несомненно, присутствовало нечто таинственное, некое смутное чувство поражения – оно относилось вовсе не к происшествию на Коббе, а скорее к каким-то банальностям, которые он произнес за завтраком у тетушки Трэнтер; к каким-то умолчаниям, к которым он прибегнул; к размышлениям о том, действительно ли интерес к палеонтологии – достойное приложение его природных способностей; о том, сможет ли Эрнестина когда-нибудь понять его так же, как он понимает ее; к неопределенному ощущению бесцельности существования, которое – как он в конце концов заключил – объяснялось, возможно, всего лишь тем, что впереди его ждал долгий и теперь уже несомненно дождливый день. Ведь шел только 1867 год. Чарльзу было всего только тридцать два года от роду. И он всегда ставил перед жизнью слишком много вопросов.

Хотя Чарльзу и нравилось считать себя ученым молодым человеком и он бы, наверное, не слишком удивился, если бы из будущего до него дошла весть об аэроплане, реактивном двигателе, телевидении и радаре, его, несомненно, поразил бы изменившийся подход к самому времени. Мы считаем великим бедствием своего века недостаток времени; именно это наше убеждение, а вовсе не бескорыстная любовь к науке и, уж конечно, не мудрость заставляют нас тратить столь непомерную долю изобретательности и государственного бюджета на поиски ускоренных способов производить те или иные действия – словно конечная цель человечества не наивысшая гуманность, а молниеносная скорость. Но для Чарльза, так же как для большинства его современников, равных ему по положению в обществе, жизнь шла безусловно в темпе адажио. Задача состояла не в том, чтобы сжать до предела все намеченные дела, а в том, чтобы их растянуть и тем заполнить бесконечные анфилады досуга.

Один из распространеннейших симптомов благосостояния в наши дни – губительный невроз; в век Чарльза это была безмятежная скука. Правда, волна революций 1848 года и воспоминание о вымерших чартистах11
Чартисты – участники первого массового, политически оформленного революционного движения английского рабочего класса 30 – 50-х гг. XIX в. Чартизм проходил под лозунгом борьбы за «Народную хартию» (англ. Charter), одним из основных требований которой было всеобщее избирательное право. Левые чартисты, находившиеся под влиянием Маркса и Энгельса, считали главным условием победы революционную борьбу. Чартистское движение, достигшее наивысшего подъема в 40-е гг., создало для правящих классов угрозу революции. Однако незрелость, утопизм, отсутствие единства и четкой программы привели к поражению чартизма. Упадок чартизма связан также с промышленным и колониальным ростом Англии в 50 – 60-е гг. XIX в.

Еще отбрасывали исполинскую тень на этот период, но для многих – и в том числе для Чарльза – наиболее существенным признаком этой надвигавшейся грозы было то, что она так и не грянула. Шестидесятые годы были, несомненно, эпохой процветания; достаток, которого достигли ремесленники и даже промышленные рабочие, совершенно вытеснил из умов мысль о возможности революции, по крайней мере в Великобритании. Само собою разумеется, что Чарльз понятия не имел о немецком ученом-философе, который в тот самый мартовский день работал за библиотечным столом Британского музея и трудам которого, вышедшим из этих сумрачных стен, суждено было оказать такое огромное влияние на всю последующую историю человечества. И если бы вы рассказали об этом Чарльзу, он наверняка бы вам не поверил, а между тем всего лишь через полгода после описываемых нами событий в Гамбурге выйдет в свет первый том «Капитала»12
…всего лишь через полгода… выйдет в свет первый том «Капитала». – Первый том «Капитала» К. Маркса вышел в сентябре 1867 г.

Существовало также бесчисленное множество личных причин, по которым Чарльз никак не подходил для приятной роли пессимиста. Дед его, баронет, принадлежал ко второму из двух обширных разрядов, на которые делились английские сельские сквайры – приверженные к кларету охотники на лис и ученые собиратели всего на свете. Собирал он главным образом книги, но под конец жизни, истощая свои доходы (и еще более – терпение своего семейства), предпринял раскопки безобидных бугорков, испещрявших три тысячи акров его земельной собственности в графстве Уилтшир. Кромлехи и менгиры13
Кромлехи и менгиры – ритуальные каменные сооружения кельтов, населявших Британские острова в древности.

Кремневые орудия и могильники эпохи неолита – за всем этим он гонялся так же яростно, как его старший сын, едва успев вступить во владение наследством, принялся изгонять из дома отцовские портативные трофеи. Однако Всевышний покарал – или вознаградил – этого сына, позаботившись о том, чтобы он не женился. Младший сын старика, отец Чарльза, получил порядочное состояние как в виде земель, так и денег.

Жизнь его была отмечена единственной трагедией – одновременной кончиной его молодой жены и новорожденного младенца – сестры годовалого Чарльза. Но он справился со своим горем. Сына он окружил если не любовью, то по крайней мере целым штатом наставников и фельдфебелей и в общем относился к нему лишь немногим хуже, чем к самому себе. Он продал свою часть земли, дальновидно вложил капитал в железнодорожные акции и недальновидно – в карты (он искал утешения не столько у Господа Бога, сколько у господина Олмека14
Олмек (Уильям Макколл) – основатель и владелец известного в Лондоне в XVIII-XIX вв. клуба и игорного дома.

), короче говоря, жил так, как если бы родился не в 1802-м, а в 1702 году, жил главным образом ради своих удовольствий… а в 1856 году главным образом от них и умер. Чарльз остался единственным наследником – не только поубавившегося состояния своего родителя (баккара15
Баккара – французская азартная карточная игра.

Под конец перевесила железнодорожный бум16
Железнодорожный бум – спекуляция акциями и земельными участками, сопровождавшая широкое строительство железных дорог в Англии в 30 – 40-е гг. XIX в.

), но рано или поздно должен был унаследовать и весьма значительное состояние дяди. Правда, в 1867 году дядя, хотя и решительно отдал предпочтение кларету, не подавал ни малейших признаков смерти.

Чарльз любил своего дядю, а тот любил племянника. Впрочем, их отношения не всегда ясно об этом свидетельствовали. Хотя Чарльз шел на уступки по части охоты и соглашался в виде одолжения пострелять куропаток и фазанов, охотиться на лис он категорически отказывался. И не потому, что добыча была несъедобной, а потому, что он не переваривал охотников. Хуже того: он испытывал противоестественную склонность к пешему хождению, предпочитая его верховой езде, а ходить пешком где бы то ни было, кроме Швейцарских Альп, считалось занятием, недостойным джентльмена. Он ничего не имел против лошадей как таковых, но, будучи прирожденным натуралистом, терпеть не мог, если что-нибудь мешало ему вести наблюдения с близкого расстояния и не спеша. Удача, однако, ему сопутствовала. Однажды осенью, за много лет до описываемой нами поры, он подстрелил на меже дядюшкиного пшеничного поля какую-то странную птицу. Когда он понял, какой редкий экземпляр уничтожил, он рассердился на себя: это была одна из последних больших дроф, убитых на равнине Солсбери. Зато дядюшка пришел в восторг. Из птицы сделали чучело, и с тех пор она, словно индюшка, злобно таращила свои бусинки-глаза из-под стеклянного колпака в гостиной Винзиэтта.