Швейцарский герой. Значение вильгельм телль в литературной энциклопедии

Долгое время считался историческим лицом. Сейчас подлинность легенды о Телле оспаривается.

Сказание о Вильгельме Телле

Впервые история Вильгельма Телля описана в сумерках второй части хроники Белая книга Зарнена писцом из Обвальдена Гансом Шрибером во второй половине XV столетия. Жестокий наместник (фогт) германского императора в Швейцарии Альбрехт (или Герман) Гесслер повесил на площади города Альтдорфа на шесте шляпу австрийского герцога и отдал приказ, чтобы всякий проходящий кланялся шляпе. Молодой крестьянин Телль, известный как отличный стрелок, не исполнил этого приказания, и Гесслер в наказание заставил его стрелять из арбалета в яблоко, поставленное на голову сына стрелка. Телль успешно справился с задачей, но затем он признался, что если бы попал в сына, то другой стрелой убил бы Гесслера. По другой версии, в случае неудачи, Телль убил бы себя второй стрелой. Его отправили в тюрьму, но он убежал в горы. Подстерёг Гесслера на дороге между скалами и убил его стрелой. Хронологически событие это приурочено к г.

Легендарные стрелки у других народов

Славянскому миру не чуждо сказание об искусном стрелке типа Телля. В болгарском сказании герой носит имя главного богатыря новогреческого героического эпоса Дигениса . Сербские сказания вошли в песню о женитьбе Душана (у Вука Караджича т. II, изд. г., стр. 132-154) и в песню о женитьбе Турча Смедеревца (ib. -). На Украине предание вошло в фамильную историю Ханенков : Данило Ханенко сбил пулей головной убор красивой казачки и женился на ней.

Легенда или история?

Сказания об искусном стрелке заключают в себе, по-видимому, кое-какие мифологические черты, что дало повод немецким учёным, в особенности Эрнсту-Людвигу Рохгольцу , искать основной источник их в мифологии - другими словами, видеть в них одно из бесчисленных аллегорических выражений борьбы зимы с летом с окончательной победой последнего. Рохгольц эпиграфом к первой главе своего исследования о Вильгельме Телле, озаглавленной «Die Naturmythe und die historisch gewordene Sage», избрал слова писателя XIV века Конрада фон Аменгаузена : «ich will dir goute maere sagen, hin sont wir den winter jagen», то есть «я расскажу тебе хорошую сказку, как прогнали мы зиму». Как на мифологические черты указывают на необыкновенную меткость стрельбы, на яблоко - как на символ солнца, на стрелы - как на обычный символ солнечных лучей и молнии. При этом приводятся такие параллели, как индусские сказания об искусной стрельбе Индры , поражающего Вритру , греческие сказания о губительных стрелах Аполлона , скандинавские сказания о вооружённых стрелами солнечных богах Улле , Хёнире , Хеймдалле . В пользу мифологичного характера сюжета говорит сербская песня о женитьбе Душана, где герой Милош Войнович выступает в обрисовке солнечного героя. Когда он подъехал к красавице Роксанде, сбросил с плеча плащ, то «засияли сукно и бархат; засиял панцирь (или серебряные пластинки) на груди и вызолоченные пряжки на сапогах; заблистал Милош в зелёном поле, как яркое солнце на небе, и пошёл он по зелёной траве, рассыпал по ней кольца и перстни, мелкий бисер и драгоценные камни».

В литературе и идеологии

Наиболее известным произведением о Вильгельме Телле стала одноимённая драма Шиллера и поставленная по ней опера Россини . Хотя Шиллер подчёркивает консервативные аспекты легенды - швейцарцы сражаются за исконные обычаи и права, его пьеса воспринималась как прославление борьбы за национальную независимость и тираноубийства. Она запрещалась в Третьем Рейхе. [ ] Вильгельм Телль упоминается у Альфонса Доде в «Тартарене из Тараскона », в русской литературе у А. Н. Радищева и Власа Дорошевича . Макс Фриш в книге «Вильгельм Телль для школы» (1971) создал антилегенду, сделав положительным персонажем не Телля, а габсбургского наместника Гесслера. Последний, по Фришу, стремился к компромиссу и не хотел обострять отношения со своими подданными, а швейцарский герой был мрачным, ограниченным горцем, боявшимся перемен и вероломно убившим фогта.

Напишите отзыв о статье "Вильгельм Телль"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Вильгельм Телль

Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.

Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.

Действие пьесы происходит в трёх «лесных кантонах» - Швиц, Ури и Унтервальден, которые, объединившись в 1291 г., составили основу Швейцарского Союза в борьбе против австрийского владычества Габсбургов.

Тяжело приходится простым людям, страдающим от самоуправства наместников австрийского императора - фохтов. У поселянина из Унтервальдена, Баумгартена, комендант крепости чуть не обесчестил жену. Баумгартен убил его, и ему пришлось бежать от солдат ландсфохта. В бурю с риском для жизни ему помогает переправиться через озеро смельчак Вильгельм Телль. Тем самым он избегает преследования.

В кантоне Швиц горюет крестьянин Вернер Штауффахер. Ему угрожает наместник края. Он обещает лишить его жилья и хозяйства только за то, что ему не понравилось, в каком достатке тот живёт. Жена Вернера советует ему отправиться в Ури, там тоже найдутся люди, недовольные властью фохтов-чужеземцев. Хоть она и женщина, но понимает, что в борьбе против общего врага надо объединяться.

В доме уважаемого в Ури человека Вернера Фюрста скрывается от фохта Ланденберга Арнольд Мельхталь из Унтервальдена. У него по приказу наместника хотели отобрать пару волов, сопротивляясь, он перебил автрийскому солдату палец и вынужден был, как преступник, бежать из родного дома. Тогда его отцу за провинность сына выкололи глаза, все отняли, дали посох и пустили скитаться под окнами людей.

Но терпение народа кончилось. В доме Вернера Фюрста договариваются Мельхталь, Штауффахер и сам хозяин о начале совместных действий. Каждый из них отправится к своим поселянам и обсудит с ними положение дел, а потом по десять надёжных мужей от каждого кантона соберутся для выработки совместного решения в горах, на поляне Рютли, где сходятся границы трёх кантонов.

Не поддерживает власть ландсфохтов и владетельный барон здешних мест Аттингаузен. Он отговаривает своего племянника Руденца поступать на австрийскую службу. Старый барон догадывается, что является истинной причиной, побудившей племянника принять такое постыдное решение, - это любовь к богатой австрийской наследнице Берте фон Брунек, но это не является серьёзной причиной для мужчины, чтобы изменить своей родине. Смущённый прозорливостью дяди Руденц не находит ответа, но все же покидает замок.

На поляне Рютли собираются поселяне Швица, Унтервальдена и Ури. Они заключают союз. Все понимают, что мирными средствами им не договориться с австрийскими наместниками, поэтому необходимо разработать точный план военных действий. Сначала надо захватить замки Росберг и Сарнен. В Сарнен легко будет проникнуть в Рождество, когда по традиции фохту принято от поселян дарить подарки. В крепость Росберг укажет дорогу Мельхталь. Там у него знакомая служанка. Когда два замка будут захвачены, огни появятся на вершинах гор - это послужит сигналом для выступления народного ополчения. Увидев, что народ вооружён, фохты вынуждены будут покинуть Швейцарию. Крестьяне дают клятву верности в борьбе за свободу и расходятся.

Вильгельм Телль, дом которого находится в горах, по-прежнему в стороне от основных событий, происходящих в деревнях. Он занимается домашними делами. Починив ворота, он собирается вместе с одним из сыновей к тестю, Вальтеру Фюрсту, в Альторф. Не нравится это его жене Гедвиге. Там Геслер, наместник императора, а он их не любит. К тому же Телль недавно повстречал Геслера случайно одного на охоте и стал свидетелем того, как тот его испугался, «позора тот вовек не позабудет».

Дорога Телля приводит его на площадь в Альторф, где стоит шляпа на шесте, которой по приказу ландсфохта Геслера все проходящие должны кланяться. Не замечая её, альпийский стрелок с сыном проходят мимо, но солдаты, стоящие на страже, задерживают его и за то, что он не оказал честь шляпе, хотят отвести в тюрьму. Поселяне вступаются за Телля, но тут появляется Геслер со свитой. Узнав, в чем дело, он предлагает альпийскому стрелку сшибить стрелой с головы сына яблоко или ему и сыну грозит смерть. Поселяне и подошедший Вальтер Фюрст уговаривают Геслера изменить своё решение - ландсфохт непреклонен. Тогда сын Телля - Вальтер - сам становится, кладёт яблоко себе на голову. Вильгельм Телль стреляет и сбивает яблоко. Все растроганы, но Геслер спрашивает у стрелка, зачем он вынул две стрелы перед тем, как прицелиться. Вильгельм чистосердечно признается, что если бы первый выстрел убил сына, то вторая стрела пронзила бы Геслера. Ландфохт приказывает арестовать Телля.

На лодке ландфохт вместе с солдатами отправляется через озеро, чтобы доставить Вильгельма Телля в кантон Кюснахт. Начинается буря, солдаты фохта бросают весла, тогда Геслер предлагает стрелку управлять лодкой. Его развязывают, он же подводит лодку поближе к берегу и выпрыгивает на камни. Теперь через горы Телль собирается идти в Кюснахт.

В своём замке умирает барон Аттингаузен, вокруг него поселяне из трёх горных кантонов. Они любят своего господина, он всегда был им надёжной опорой. Старик же говорит, что покидает этот мир с печалью в сердце, потому что его крестьяне остаются «сиротами» без него, некому будет защитить их от иноземцев. Тогда простые люди открывают ему тайну, что они заключили союз трёх кантонов на Рютли и будут вместе бороться против имперской тирании. Барон радуется, что его родина будет свободной, лишь равнодушие дворян к происходящему омрачает его, но он умирает с надеждой, что и рыцари дадут присягу на верность Швейцарии. Вбегает племянник барона, Руденц, он опоздал к постели умирающего, но над телом покойного он клянётся в верности своему народу. Руденц сообщает, что ему известно о решении, принятом на Рютли, но час выступления надо ускорить. Телль стал первой жертвой промедления, а у него похитили его невесту, Берту фон Брунек. Он обращается с просьбой к крестьянам помочь ему её найти и освободить.

Телль в засаде на горной тропе, ведущей в Кюснахт, поджидает Геслера. Кроме него здесь ещё крестьяне, которые надеются получить у фохта ответ на свои прошения. Появляется Геслер, женщина бросается к нему, моля об освобождении мужа из тюрьмы, но тут стрела Телля настигает его, ландфохт умирает со словами: «Это выстрел Телля». Все радуются смерти тирана.

На вершинах гор зажигаются сигнальные огни, народ Ури вооружается и бросается рушить крепость Иго Ури в Альтдорфе - символ власти австрийских ландфохтов. На улице появляется Вальтер Фюрст и Мельхталь, который рассказывает, что ночью внезапной атакой Ульрих Руденц захватил замок Сарген. Он же со своим отрядом, как и было намечено, пробрался в Росберг, захватил его и поджёг. Тут оказалось, что в одной из комнат замка находится Берта фон Брунек. Подоспевший Руденц бросился в огонь, и только он вынес свою невесту из замка, как стропила рухнули. Сам Мельхталь настиг своего обидчика Ланденберга, люди которого ослепили отца, он хотел убить его, но отец умолил отпустить преступника. Сейчас он уже далеко отсюда.

Народ празднует победу, шляпа на шесте становится символом свободы. Появляется гонец с грамотой вдовы императора Альбрехта, Елизаветы. Император убит, его убийцам удалось скрыться. Елизавета обращается с просьбой выдать преступников, главным из которых является родной племянник императора, швабский герцог Иоанн. Но никто не знает, где он.

В доме Телля просит приюта странствующий монах. Узнав в Телле стрелка, который убил императорского ландфохта, монах скидывает рясу. Он племянник императора, это он убил императора Альбрехта. Но вопреки ожиданиям Иоанна, Вильгельм готов прогнать его из своего дома, потому что «корыстное убийство» за престол не может сравниться с «самозащитою отца». Однако добрый Телль не в силах оттолкнуть безутешного человека, а потому в ответ на все просьбы Иоанна о помощи он указывает ему путь через горы в Италию, к папе римскому, который один может помочь преступнику найти путь к утешению.

Пьеса заканчивается народным праздником. Поселяне трёх кантонов радуются свободе и благодарят Телля за избавление от ландфохта. Берта объявляет Руденцу о своём согласии выйти за него замуж, тот же по случаю всеобщего праздника даёт свободу всем своим крепостным.

Пересказала

Действующие лица:

	баритон
Вальтер Фюрст	бас
Мельхталь	бас
Арнольд, сын Мельхталя	тенор
Лейтхольд	бас
Геслер, наместник кайзера в Швейцарии	бас
Рудольф Гаррас, предводитель солдат Геслера	тенор
Матильда, габсбургская принцесса	сопрано
Гедвига, жена Телля	меццо-сопрано
Джемми, сын Телля	сопрано
Рыбак	тенор
Охотник	бас
Крестьяне из кантонов Швиц, Унтервальден, Ури; господа и дамы, пажи, герольды, солдаты и стража Геслера, охотники, стрелки; тирольцы.
Действие происходит в Швейцарии. Время: начало XIV века.

ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ

Первоосновой «Вильгельма Телля» послужила одноименная драма великого немецкого поэта Ф. Шиллера. На характер замысла повлияло изучение композитором оперы А. Гретри (1741-1813) того же названия (по пьесе Лемьера), а также героико-революционной по складу оперы «Фенелла» Ф. Обера (1782-1871) шедшей в 1828 году в Париже с огромным успехом. В создании либретто принимал участие ряд лиц, из которых наибольшую роль играли В. Этьен (Жуи) (1764-1846) и И. Бис (1789-1855), - оба опытные театральные писатели, особенно первый, плодотворно сотрудничавший со многими французскими оперными композиторами. В оперу Россини вошли наиболее важные в драматургическом отношении сцены пьесы Шиллера. В то же время психологическая тонкость мотивировок поступков героев пьесы оказалась в значительной степени утраченной. Авторы сценария изменили имена и национальную принадлежность ряда действующих лиц, сократили некоторых из них (так, у Телля в опере оставлен только один сын) и т. д.

Премьера оперы состоялась 3 августа 1829 года в Париже. Необычность трактовки темы и новизна музыкального стиля вызвали вначале сдержанный прием у парижской публики, но вскоре замечательное произведение было оценено по достоинству и вошло в репертуар оперных театров многих стран мира.

СЮЖЕТ

По старинному обычаю швейцарцы готовятся к встрече праздника весны, во время которого освящается вступление в брачный союз. Среди ликующего народа выделяется фигура знаменитого стрелка Телля. Он охвачен думами о родине, вот уже целых сто лет порабощенной иноземными завоевателями. Старый почитаемый всеми Мельхталь благословляет собравшихся молодых людей. Только его сын, Арнольд, остается в стороне. Страстная любовь к австрийской принцессе Матильде заставила его служить врагам отчизны. Арнольда терзают муки совести. Звуки рогов возвещают приближение Геслера с отрядом. Арнольд устремляется к ним навстречу, надеясь увидеть Матильду. Телль удерживает его, призывая к борьбе за освобождение родины. В разгар праздника внезапно появляется пастух Лейтхольд. Его преследуют солдаты Геслера, одного из которых он убил, защищая честь своей дочери. Для спасения необходимо переправиться на другой берег. Но рыбак отказывается помочь беглецу, так как путь лежит через опасные стремнины и водопады. Только Телль решается пуститься в плавание, и когда на берегу появляется погоня, лодка уже далеко. Видя, что добыча ускользнула, Рудольф приказывает своим солдатам согнать народ и под угрозой смерти требует назвать имя кормчего. От лица всех Мельхталь отвергает путь предательства. Рудольф велит солдатам схватить старика и отдает им на разграбление селение. Жестокая расправа пробуждает в народе справедливый гнев.

Оставшись одна в лесу после охоты, Матильда ждет встречи с Арнольдом, который пробудил в ней чувство нежной любви. Появляется Арнольд. В глубоком волнении слышит он слова признания из уст возлюбленной. Матильда склоняет его покинуть родину, чтобы прославиться ратными подвигами. На рассвете в часовне она обещает принести тайный обет верности. Разговор влюбленных прерывает появление Телля и Вальтера Фюрста. Оба швейцарца напоминают Арнольду о долге перед родиной. Вначале любовь к Матильде колеблет решимость Арнольда. Лишь когда он узнает о трагической гибели отца, убитого иноземцами, в нем вспыхивает жажда мщения.

Сцена из оперы Дж. Россини "Вильгельм Телль"

Под покровом ночной темноты собираются швейцарцы, чтобы принести клятву верности свободе. Они готовы начать восстание, как только вспыхнет сигнальный огонь.

В часовне встречаются Матильда и Арнольд. Но им не суждено быть вместе. Арнольд должен отомстить за смерть отца. Снаружи доносится шум. Это пробуждается военный лагерь Геслера; начинается день. На ярмарочной площади в Альтдорфе собираются народ и солдаты. В этот день исполняется столетие господства завоевателей, и Геслер приказал отметить его праздником. На шесте поднята шляпа наместника. Каждый, под страхом смертной казни, должен склоняться перед ней. Только один Телль отказывается выполнить издевательский приказ наместника; никакие угрозы не могут заставить его унизиться перед тираном. Теллю и его сыну Джемми грозит смертельная опасность. Чтобы увеличить страдания отца, Геслер велит Теллю прострелить яблоко, положенное на голову сына. Если он попадет - сын свободен, если нет - должны погибнуть оба. Уверенность и спокойствие маленького Джемми придают Теллю новое мужество. Метким выстрелом он пробивает яблоко. Народ славит героя. Но от крайнего напряжения физических и душевных сил Телль теряет сознание и падает. В это мгновение Геслер замечает у него спрятанную вторую стрелу. Телль не скрывает, что она предназначалась для Геслера, если бы первым выстрелом был убит Джемми. Разгневанный наместник велит заточить в темницу отца и сына до конца их дней. Матильда вступается за мальчика и отнимает его у солдат. Народ проклинает жестокость и несправедливость тирана.

В хижине Мельхталя Арнольд вспоминает свое детство и убитого отца. Он решает любой ценой освободить томящегося в темнице Телля. Арнольд призывает подошедших швейцарцев с оружием в руках подняться на борьбу. На скалистом берегу озера появляется Джемми в сопровождении Матильды. Она возвращает сына безутешной Гедвиге, не чаявшей увидеть его в живых. Любовь к Арнольду привела Матильду на сторону угнетенных; она добровольно остается среди них как заложница для спасения жизни Телля. Матильда сообщает, что Геслер везет Телля по озеру в крепость-тюрьму, отрезанную от суши водой. Чтобы дать знак к началу восстания, Джемми поджигает крышу собственного дома. К берегу сбегаются вооруженные швейцарцы. На озере бушует буря. Лодку, в которой везут Телля, относит к скалам и ему, как опытному кормчему, передают рулевое весло. Когда лодка приближается к скале, пленник смелым прыжком достигает берега раньше, чем его стража. Геслер с солдатами пытается преследовать Телля, но поздно. Подоспевший Джемми передает отцу оружие, и Геслера настигает смертоносная стрела Телля. Восставшие повсюду теснят вражеских солдат. Арнольд приносит весть о падении крепости Альтдорф. Народ славит наступление долгожданного часа свободы.

МУЗЫКА

«Вильгельм Телль», - героико-патриотическая опера, проникнутая пафосом освободительной борьбы. Героическое начало выявляется в чистоте и благородстве отношений героев, людей из народа, в суровой простоте их патриархального быта. Центральное место в опере занимают массовые хоровые сцены, раскрывающие образ народа, вносящие важные штрихи в характеристики большинства действующих лиц. Сценическое действие включает живописные картины природы и помпезные шествия, любовные эпизоды и эффектные балетные номера. Своеобразен музыкальный язык оперы, широко использующий швейцарский и тирольский национальный фольклор.

Увертюра сжато отражает драматургическое развитие оперы, постепенный переход от пасторально-идиллических образов к героическим. Открывает увертюру хоральная тема четырех солирующих виолончелей. После симфонической картины бури, оттеняемой музыкальным пейзажем мирных альпийских лугов, звучит лучезарно-победный марш.

В первом акте преобладают монументальные хоровые сцены. К финалу драматизм постепенно возрастает. Оркестровое вступление пронизано светлыми пасторальными наигрышами. Плавное покачивание мелодии в хоре крестьян «Небо так ярко» вызывает ощущение безмятежной неги и спокойствия. Поэтична песня рыбака «Приди ко мне», выдержанная в характере баркаролы. Резкий контраст создает ариозо Телля «Поет рыбак беспечный», полное горечи, щемящей боли. Контрастность сохраняется и в квартете (Джемми, Гедвига, рыбак и Телль), где партия Телля выделяется своей драматичной взволнованностью. Сцену венчает величаво-торжественный секстет с хором «Пусть эхо с гор». В развернутом дуэте Телля и Арнольда утверждаются чеканные маршевые интонации, передающие мужественную готовность к борьбе. Мерный вальсовый ритм свадебного хора «Брак священный» сближает его с крестьянскими танцами. Стремительный финал заканчивается динамичной и напряженной хоровой сценой.

Второй акт овеян лесной романтикой. Оркестровое вступление имитирует звучания охотничьих рогов. Хоры охотников и швейцарцев окрашены в мягкие, лирически-пасторальные тона; их музыка близка к народно-песенной мелодике. В центре акта - ряд сольных и ансамблевых эпизодов: лирический романс Матильды, ее страстно взволнованный дуэт с Арнольдом, большое трио Арнольда, Вильгельма и Вальтера, в котором взволнованная патетика начального раздела сменяется подъемными героическими интонациями. Завершает акт грандиозный хоровой финал - сцена в Рютли - драматическая вершина оперы, все развитие которой устремлено к кульминации - мужественно-решительному трио с хором (клятва швейцарцев).

В третьем акте несколько контрастных разделов, следующих за остро драматичным сюжетным развитием. В центре любовной сцены Матильды и Арнольда - патетически взволнованная ария героини (при исполнении сцена обычно выпускается). Среди разнообразных жанровых эпизодов выделяется хор тирольцев, a capella. Квартет отмечает перелом в развитии действия; разноречивые чувства - мужественная скорбь Телля, трогательные мольбы Джемми, жестокость Геслера и Рудольфа - запечатлены в гибкой, образно яркой мелодике. Напряжение достигает предела в выразительном ариозо Телля, обращенном к сыну - «Будь неподвижен». Акт завершает монументальная хоровая сцена, насыщенная гневом и протестом.

Четвертый акт устремлен к лучезарному финальному апофеозу. В сцене Арнольда с швейцарцами выразительное оркестровое сопровождение передает ощущение тревоги и взволнованности. Призывным, боевым духом проникнута кабалетта Арнольда «Друзья, за отца отомстим», напоминающая итальянские освободительные песни. Колоритная оркестровая картина бури образует драматическую кульминацию акта. Чувством беспредельного ликования исполнена финальная сцена, символизирующая торжество справедливости и свободы.

Легенду о Вильгельме Телле знают многие. Легендарный народный герой Швейцарии, живший в конце XIII - начале XIV столетия, уроженец кантона Ури, искусный лучник, борец за независимость своей страны от Австрии и Священной Римской империи, гордый швейцарский крестьянин отказавшийся кланяться шляпе австрийского наместника.

За что жестокий ландфогт приговорил его к изощренному испытанию: ему необходимо было стрелять из лука в яблоко, которое стояло на голове его малолетнего сына. Телль выстрелил стрела попала в цель, хотя в случае промаха был уже готов отправить следующую стрелу в каменное сердце наместника. Какова же доля правды в этой легенде? В Швейцарии много памятников свободолюбивому герою, но установлены они в честь реального человека или это некий собирательный образ вольнолюбия и независимоcти? Существовал ли на самом деле этот лучник, с феноменальной меткостью?

История о Вильгельме Телле примыкает к циклу рассказов об образовании конфедерации, произошедшее в конце XIII столетия. В те времена Швейцария была завоевана австрийцами. Через Альпийские горы проходил торговый путь в Италию, и Швейцария была ключевым пунктом на этой дороге. Австрийские Габсбурги желали присоединить Швейцарию к своим владениям и поставили во главе ее своих жестоких и корыстолюбивых наместников.

Находящиеся в альпийских долинах лесные кантоны (то есть самостоятельные области) Швиц, Ури и Унтервальден заключили между собой в 1291 г. тайный союз. Крестьяне и горцы поднялись на борьбу за независимость своей родины. В особенности ожесточенная борьба велась между швейцарцами и австрийцами в конце XIII столетия. Герои борьбы за независимость Вальтер Фюрст, Вернер Штауфахер и Арнольд Мельхталь (лица бесспорно исторические) решили оказать сопротивление жестокому наместнику. Они созвали народное собрание в долине Рютли у Фирвальдтштетского озера, где заключили «вечный союз» и поклялись бороться за независимость родины.

Хотя события, в которых принимал участие Вильгельм Телль, происходили в XIII столетии, но первые письменные источники, упоминающие о них, относятся ко второй половине XV столетия. Это труд анонимного летописца, который называется «Белой Книгой», а рукопись хранится в архивах Сарнена. Около 1470 г. начали появляться и первые записи баллад о Вильгельме Телле.

«Белая Книга» в подробностях рассказывает об истории Вильгельма Телля. Все происходило в конце XIII столет на территории швейцарских кантонов Ури и Швиц, которые в те времена входили во владения графов Тирольских. Ландфогтом там был Герман Гесслер граф фон Брунек. Он был поставлен императором Альбрехтом в эти кантоны, чтобы подчинить их австрийскому владычеству. Граф управлял этими землями очень жестоко, творил множество несправедливостей, а также отличался тягой к прекрасному полу.

Как-то он издал указ о том, чтобы все, под угрозой штрафа, кланялись его шляпе, повешенной на шесте «под липами Ури», как написал летописец. «И вот жил один достойный человек по имени Телль, который также дал присягу [о независимости кантонов] вместе с Вернером Штауфахером [один из героев борьбы за независимость] и его товарищами. Ему частенько доводилось ходить мимо шеста, и он не хотел кланяться».

Гесслер в задумчивости осмотрел Телля и его сынишку, увидал лук, висевший у Телля за спиной, и решил немного поразвлечься. В наказание за неповиновение он приказал непокорному Теллю сбить стрелой яблоко с головы своего сына. По знаку ландфогта их окружили стражники, так что сопротивление было бесполезным.

Телль подчинился. Он поставил мальчика у дерева (в легендах упоминается, конечно, дуб), поставил ему на голову яблоко и отошел. В летописи ничего не сказано о расстоянии, с которого стрелял Телль, а в балладах упоминается расстояние в 12, 20 и более шагов. Телль достал из колчана две стрелы, одну из них спрятал под камзол, а вторую вложил в лук, помолился Богу, прицелился и сбил яблоко с головы ребенка. Вздох облегчения пронесся по толпе, которая уже успела собраться к тому времени.

Гесслер заметил, что Телль спрятал под камзолом вторую стрелу, и спросил, почему он так сделал. Телль пытался увернуться от ответа, но ландфогт настаивал: «Говори мне правду. Обещаю тебе, что ты останешься жив». Телль сдался: «Так как ты мне обещаешь, что я останусь жив, то я скажу тебе правду: если бы моя стрела не попала в цель и я убил бы своего сына, то я направил бы свой лук на тебя».

Ландфогт рассердился (мягко сказано!): «Да, правда, я обещал тебе жизнь, но я помещу тебя в такое место, где ты больше не увидишь ни солнца, ни луны». Он велел связать Телля и посадить его в лодку. Лук положили сзади него (зачем?). Гесслер также сел в лодку, и они поплыли по озеру к Аксену.

Когда лодка достигла этой скалы, поднялся сильный ветер, и Гесслера со спутниками охватил сильный страх. Один из лодочников обратился к Гесслеру: «Видите, что нам грозит. Велите развязать Телля и прикажите ему нас спасти. Он силен и умеет управлять лодкой». Ландфогт сказал Теллю: «Если ты обещаешь нас спасти, то я повелю развязать тебя».

Телль согласился и начал грести, а сам все посматривал на свой лук. Достигнув площадки, которая теперь называется площадкой Телля, он схватил свой лук, выскочил на берег и оттолкнул лодку ногой. Пока спутникам Гесслера удалось справиться с лодкой и пристать к берегу, Телль уже был далеко.

Он прошел весь Швиц и добрался до Кусснахтского ущелья, через которое точно должен был проехать Гесслер. Телль дождался ландфогта и убил его, а потом через горы возвратился в свой родной Ури.

На этом история про Вильгельма Телля и заканчилась. У летописца Телль принимает участие в борьбе за независимость, но является уже второстепенной фигурой. В традиции же кантона Ури Телль является одним из основных героев борьбы за образование союза кантонов. Считается, что с того времени, как Телль застрелил Гесслера, и началось массовое восстание против австрийцев. В сочельник 1315 г. швейцарцы праздновали победу и освобождение от ига австрийцев. Вильгельм Телль стал одним из национальных героев Швейцарии, его именем названо много мест в стране, построены посвященные ему часовни и воздвигнуты памятники.

Другой первоисточник, в котором говорится о Телле как о реальном историческом лице, это «Швейцарская хроника». Эта история упоминается в 1570 г. швейцарским историком Эгидусом (Гильгом) Чуди (1505 - 28.2.1572) в «Хронике Гельветикум», главном труде его жизни. Она охватывает 1000–1400 годы, и вошли в нее многие впервые им собранные источники. Когда спустя 3 столетия ее начали подробно изучать, оказалось, что Чуди для полноты и стройности включил в хроники легенды и вымышленные сведения. Его репутация как серьезного историка пострадала, но зато осталась жить легенда о Вильгельме Телле.

В изложении фактов и имен героев Эгидус Чуди не расходится с анонимным автором «Белой Книги». Те из историков, которые считают легенду о Вильгельме Телле именно легендой, объясняют совпадения простым заимствованием: Эгидус Чуди процитировал «Белую Книгу» без ссылки на источник. Что ж, в то время подобное было в порядке вещей, закона об авторском праве не существовало, а переписчик вполне мог приравнивать себя к автору текста. Сторонники реальности истории Вильгельма Телля, напротив, в совпадении подробностей усматривают доказательства подлинности событий, о которых пишут одинаково два источника.

Ну а первые документы, в которых ставится под сомнение правдивость изложенных выше историй, появились еще в 1607 г. Как видим, историческая критика не дремлет! Указывалось, что в исторических источниках нет упоминаний ни о Телле, ни о Гесслере, хотя сохранилось множество рассказов о превышении власти ланд-фогтами. Обращалось внимание на странный маршрут передвижений Телля и Гесслера (возможно было двигаться более короткой дорогой) и т. д.

Главным же аргументом критиков было то обстоятельство, что предания о таком стрелке можно встретить у многих народов в самые разные времена. Точно так стреляли скандинавы, критянин Алкоп, болгарин Дигенис, украинец Данило Ханенко и прочие герои мифов и легенд. Такие истории имеются у азиатских народов, в прирейнских областях, но наиболее известные датские, исландские и английские легенды.

Мотив об искусном стрелке играет важную роль в песнях и сказаниях германских народов. Уже в одной из песен Эдды, относимой к VI столетию, потом в Вилькина-саге и Нифлунга-саге появляется сказание об искусном стрелке Эйгиле. Король Нидунг (то есть завистливый) кладет яблоко на голову 3-х летнего сына Эйгиля Орвандиля. Эйгиль был вынужден повиноваться под угрозой наказания. Он вынимает три стрелы, вставляет первую в лук и попадает в середину яблока. Король хвалит его за ловкость, а после спрашивает, почему он приготовил три стрелы, когда ему была необходима лишь одна?

Эйгиль ответил: «Если бы первой стрелой я убил своего сына, две другие попали бы в вас». Монарх пришел в восторг от ответа храброго воина и взял его в свое войско. Предполагают, что сага об Эйгиле возникла в Северной Германии, проникла на Скандинавский полуостров и оттуда возвратилась в Германию в скандинавской обработке.

Сказание об искусном стрелке неоднократно можно встретить и в норвежской истории. Так, Олаф II Святой (ум. в 1030 г.) понуждает к такой опасной стрельбе храброго воина Эйндриди. Король Харальд III (ум. в 1066 г.) заставляет богатыря Геминга стрелять в орех, положенный на голову его брата. На Фаросских островах записан рассказ о том, как Гейти, сын Аслака, по требованию короля сбил стрелой с головы брата лесной орех.

Датская легенда очень походит на исландскую. Сказание об искусном стрелке есть у датского писателя XII столетия Саксона Грамматика (ум. в 1203 г.) в десятой книге его «ШвШпа Оашса», записанной около 1185 г. Но перевод на немецкий язык был сделан лишь в 1430 г., литературная обработка появилась в 1480 г., а напечатан он был в 1514 г. Говорить о заимствовании сюжета легенды у Саксона Грамматика трудно, хотя именно на этом настаивали первые критики. Вот краткое изложение рассказа Саксона Грамматика.

У короля Харальда Синезубого, жившего в X столетии, был в услужении искусный стрелок Токи или Токко. Он похвастал в пьяном виде, что может сбить стрелой самое маленькое яблоко наверху шеста. Жестокий Харальд повелел поставить вместо шеста маленького сына Токи. Токи тоже вынимал три стрелы и первой стрелой попал в яблоко. На вопрос короля, почему он вынул три стрелы, Токи ответил: «Чтобы отомстить тебе, если бы первая не попала в цель». Король рассердился и хотел подвергнуть стрелка новому испытанию, но Токи, как и Телль, смог скрыться, а впоследствии убить Харальда стрелой во время битвы Харальда с восставшим против него собственным сыном. Как в Швейцарии Гесслер, так и в Дании Харальд вызывают своими жестокостями народное возмущение и гибнут от руки ловкого стрелка.

Наряду с германскими и скандинавскими сказаниями об искусном стрелке существуют и финские. Воспоминание о национальном герое, отличавшемся меткой стрельбой, в Эстонии и Финляндии привязано ко многим местным названиям, причем герой этот носит имя Телль или Толя. Эсты, карелы и финны указывают на камень Телля, гробницу Телля, развалины его замка.

Имеется целый ряд сказаний об искусном стрелке у народов, населяющих Венгрию, Буковину и Трансильванию. Подобное с рассказом о Телле сказание можно встретить в «Языке птиц» персидского писателя первой половины XII столетия Ферид-Эддин-Аттара. Тут царь сбивает стрелой яблоко с головы своего любимого пажа, который умер от страха, хотя стрела не задела его. Следует вспомнить и древнее сказание о Камбизе, переданное Геродотом: Камбиз стреляет в сына своего придворного Прексаспеса и поразил его в сердце. Еще более интересно классическое сказание о критянине Алкопе, сбившем с головы своего сына змею, не задев его.

Славянскому миру также не чужды сказания об искусном стрелке, похожем на Телля. В болгарском сказании герой носит одинаковое имя с главным богатырем новогреческого героического эпоса Дигениса. Существуют подобного рода сказания и у сербов. На Украине похожее предание вошло в фамильную историю семьи Ханенко: Данило Ханенко сбил пулей головной убор красивой казачки и женился на ней.

И все эти легенды очень похожи, хотя в швейцарской есть и своя специфика: две стрелы, путешествие по озеру и т. д.

Можно считать почти доказанным, что Вильгельм Телль, легендарный герой освободительной войны швейцарского народа, лицо именно легендарное, а не историческое. Но легенда, основывающаяся на древнем народном сказании о метком стрелке, до такой степени срослась с былью, что хроника XVI столетия сообщает даже «точную» дату знаменитого выстрела Вильгельма Телля - 18 ноября 1307 г. Выстрел этот, как рассказывают, явился сигналом к народному восстанию. Через 8 лет (в 1315 году) вольные горцы разбили войско Габсбургов в битве при Моргартене и навсегда изгнали австрийцев из Швейцарии. Согласно преданию, Вильгельм Телль принял участие в этом сражении. Потому можно сказать, что в легендах о нем скорей всего реализуется память о реальных героях народного восстания.

В течении долгого времени велись споры и о том, каким оружием пользовался Вильгельм Телль (если существовал): луком или арбалетом? Историк Фриц Карл Матис поставил под сомнение существование самого стрелка и доказал, что даже если бы Телль и существовал в реальности, то он не сбивал яблока с головы своего сына и не убивал злого правителя страны стрелами из арбалета. Дело в том, что арбалета у Вильгельма Телля не могло быть. Это оружие появилось в Швейцарии значительно позднее, через 100 лет после описываемых в легенде событий. Ученый доказал, что и сама легенда вошла в моду одновременно с новым оружием. О результатах своего исследования Матис поведал в канун национального праздника - 695-летия со дня основания Швейцарской конфедерации, чем вызвал у швейцарцев огорчение.

Сторонники реальности предания о Вильгельме Телле старались обосновать свои теории. Они приводят множество аргументов, ссылаясь, в частности, и на то, что прочие имена в истории с участием Вильгельма Телля - подлинные: и Вальтер Фюрст, и Вернер Штауфахер, и Арнольд Мельхталь не вызывают сомнения в факте своего существования.

Итак, споры об этой истории продолжаются уже несколько веков. В заключение можно привести строки швейцарского историка Антуана Гесслера (уж не родственник ли злого ландфогта?): «Швейцарцы могут утешаться этим сказанием и гордиться им. Предание о Телле является прекрасным символом любви к свободе и силы нашей демократии. Оно имеет право на место в наших сердцах, и никто не может его у нас отнять. Гордо возвышается на площади Альторфа бронзовая статуя Телля. Ей нечего бояться ни суда исторической критики, ни суда моралистов».

Я думаю, большинство людей, предпринимающих регулярные поездки по Швейцарии, посещающих рыночную площадь Альтдорфа, где находилось дерево, к которому был привязан сын Телля, и пристально разглядывающих статую, расположенную на том самом месте, где некогда, целясь, стоял лучник, считает историю о Вильгельме Телле и яблоке историческим событием. Более того, в память об этом событии еще один памятник был возведен в Люцерне. Он представлял собой деревянный раскрашенный под гранит обелиск, увенчанный румяным яблоком, пронзенным золотой стрелой. Этот мишурный безвкусный монумент был разрушен ударом молнии. На следующих страницах мы опровергнем ту самую историю, которую он должен был увековечить.

Одной из самых неприятных обязанностей собирателя древностей является рассеивание всеобщих заблуждений и доказывание беспочвенности многих исторически сложившихся мнений. Когда он обнаруживает, что исторические факты рушатся от его прикосновения и превращаются в мифологические небылицы, то иногда спрашивает вслед за Пилатом: «Что есть истина?» Вскоре появляется привычка подвергать сомнению даже те вещи, которые кажутся абсолютной истиной.

Сэр Уолтер Рэли сочинял второй том мировой истории, находясь в заключении. Он размышлял об обязанностях историка перед человечеством, облокотясь на подоконник, когда неожиданно его внимание привлек шум во дворе перед окном его камеры. Он увидел, как один человек ударил другого, судя по одежде офицера. Последний же неожиданно выхватил шпагу и вонзил ее в обидчика. Раненый успел ударить своего противника палкой, а затем осел на мостовую. В этот момент появилась стража и унесла офицера, лишившегося чувств, и тело его противника.

На следующий день к Рэли пришел его близкий друг, которому он рассказал обо всех обстоятельствах ссоры и о ее исходе. К его удивлению, тот решительно заявил, что Рэли ошибся во всей последовательности событий, которые наблюдал своими глазами.

Предполагаемый офицер был вовсе не офицером, а слугой иностранного посла. Именно он нанес удар первым. Он не доставал шпагу, это сделал противник и пронзил его , прежде чем кто-либо успел вмешаться. Поэтому незнакомец из толпы ударил убийцу палкой, а несколько иностранцев из свиты посла унесли труп. Друг Рэли добавил, что правительство приказало арестовать и немедленно судить преступника, поскольку убитый являлся одним из доверенных слуг испанского посла.

«Простите меня, – сказал Рэли, – но я не могу обманываться, как вы полагаете, потому что был очевидцем событий, которые произошли перед моим окном. Человек упал на том самом месте, где один из камней мостовой возвышается над остальными».

«Мой дорогой Рэли, – ответил его друг, – я сидел на том камне, когда произошла драка, и шпага, которую вытащил убийца, слегка оцарапала мне щеку. Честное слово, вы ошиблись во всех деталях».

Оставшись один, сэр Уолтер взял второй том своей истории и стал просматривать его, размышляя: «Если я не могу верить собственным глазам, то как тогда я могу быть уверен хоть в десятой части событий, произошедших за столетия до моего рождения?» И он швырнул рукопись в огонь.

Теперь, полагаю, я могу показать, что история Вильгельма Телля с яблоком является таким же вымыслом, как и многие другие исторические события.

Она так хорошо известна, что почти не нуждается в повторении.

В 1307 году Гесслер, фогт императора Альберта Габсбурга, установил шест, на котором была повешена шляпа, символ императорской власти, и приказал каждому, кто проходит мимо, кланяться ей. Житель гор по имени Телль смело прошел мимо, не выказав почтения. По приказу Гесслера он был немедленно схвачен и доставлен к нему. Поскольку Телль был известен как великолепный лучник, то в качестве наказания фогт велел ему сбить стрелой яблоко с головы его собственного сына. Видя, что мольбы напрасны, Телль подчинился. Яблоко было поставлено на голову мальчика. Телль натянул свой лук, стрела пролетела, и пронзенное яблоко упало на землю. Но фогт заметил, что перед выстрелом Телль заткнул еще одну стрелу за пояс, и спросил его, зачем он это сделал.

«Она предназначалась тебе, – ответил лучник. – Если бы я убил свое дитя, знай, эта стрела не миновала бы твоего сердца».

Заметим, что это событие произошло в начале XIV века. Но Саксон Грамматик, датский хронист XII века, рассказывает историю о герое из своей страны, который жил в X веке. Он описывает этот случай так:

«Да будет известно всем следующее. Токи, который служил королю, своими деяниями превзошел своих товарищей и нажил врагов, завидовавших его успехам. Однажды, выпив лишнего, он стал хвастаться перед теми, кто сидел с ним за столом, будто его мастерство в стрельбе из лука таково, что он с первого выстрела может попасть в самое маленькое яблоко, установленное на палке на значительном расстоянии. Его недруги, услыхав это, не теряя времени, передали его слова королю (Харальду Синезубому). Нечестивость этого монарха превратила самоуверенность отца в опасность для сына, ибо он повелел самому дорогому человеку в жизни Токи стоять вместо палки и пригрозил стрелку, что если тот не попадет в яблоко с первого раза, то заплатит головой за пустую похвальбу. Приказ короля заставил солдата делать то, что было выше его сил, его слова были не более чем пьяной болтовней, которой воспользовались негодяи. Как только мальчика привели, Токи предупредил его, чтобы он оставался спокойным, слыша свист стрелы, и не двигал головой, потому что малейшее движение может помешать его умению. Он также поставил его спиной к себе, чтобы тот не испугался, увидев стрелу. Затем он вынул три стрелы из своего колчана, и первая же из них достигла цели. Король спросил Токи, зачем он достал так много стрел, ведь он должен был сделать всего одну попытку. «Чтобы я мог отомстить тебе, – ответил тот. – Если бы первая стрела не попала в цель, две другие полетели бы в тебя, чтобы доказать мою невиновность и не оставить безнаказанной твою несправедливость».

О подобном событии рассказывается в связи с Эгилем, братом мифического Вёлунда, в «Саге о Тидрике».

В норвежской истории этот рассказ появляется в различных вариантах снова и снова. Об Олаве Святом (ум. 1030) говорят, что он, желая обращения язычника по имени Эйндриди в христианскую веру, соревновался с ним в различных состязаниях: плавании, борьбе и стрельбе. Король приказал Эйндриди сбить стрелой табличку для письма с головы его сына. Эйндриди приготовился к трудному заданию. Король приказал завязать глаза ребенку, чтобы он не мог пошевелиться при виде стрелы. Король целился первым, и его стрела слегка оцарапала голову мальчика. Эйндриди приготовился стрелять, но тут вмешалась мать ребенка, которая умоляла короля отменить это опасное состязание. Согласно этой версии, Эйндриди готовился отомстить королю, если ребенок будет ранен.

Но более близкое сходство с легендой о Телле мы находим в истории Хеминга, другого норвежского лучника, которого испытывал король Харольд, сын Сигурда (ум. 1066). Суть ее такова:

«Остров был покрыт густыми лесами. Король взял копье и воткнул его острием в землю. Затем он достал стрелу и выпустил ее вверх. Стрела взмыла в небо, а вернувшись, вонзилась в древко копья. Хеминг взял другую стрелу и тоже выпустил ее вверх. Он потерял ее из виду, но она вернулась и пронзила королевскую стрелу. Тогда король взял нож и вонзил его в ствол дуба, потом снова натянул свой лук и выпустил стрелу в рукоять ножа. После этого Хеминг взял свои стрелы. Король остановился перед ним и сказал: «Все они отделаны золотом, ты хороший мастер». Хеминг ответил: «Не я сделал их, это подарки». Он выстрелил, и его стрела пронзила рукоять ножа, а острие ее вошло в углубление для лезвия.

«Мы должны устроить более серьезное состязание», – сердито сказал король, беря стрелу. Затем он вложил ее в тетиву и, натянув лук так сильно, что его концы почти соприкоснулись, выпустил. Стрела пронзила тонкую веточку, и все сказали, что это самое удивительное свидетельство мастерства. Но Хеминг выстрелил с большего расстояния и расколол орех. Тогда король сказал: «Возьми орех и положи на голову своего брата, Бьёрна. Целься с того же расстояния. Промахнешься – прощайся с жизнью».

Хеминг ответил: «Моя жизнь в твоих руках, но я не отважусь выстрелить». Тогда Бьёрн произнес: «Стреляй, брат, это лучше, чем умереть самому». Хеминг спросил: «Сможешь ли ты стоять не шелохнувшись?» – «Я приложу все силы», – пообещал Бьёрн. «Тогда пусть король стоит рядом с тобой и смотрит, попал ли я в орех», – сказал Хеминг.

Король согласился и повелел Одду, сыну Уфейга, встать рядом с Бьёрном и следить, чтобы выстрел был честным. Хеминг встал на место, указанное ему, и осенил себя крестом, произнеся: «Господи, Тебя призываю в свидетели, что лучше бы я умер сам, чем ранил моего брата Бьёрна. Да падет этот грех на голову короля Харольда».

Затем Хеминг выстрелил и попал точно в цель, не задев голову Бьёрна. Стрела пролетела дальше и упала на землю. Король подошел к Одду и спросил того, что он думает об этом.

Несколько лет спустя жестокосердного короля настигло возмездие. В битве при Стамфорд-Бридже стрела умелого лучника пронзила ему горло. Автор саги предполагает, что ее выпустил Хеминг, состоявший тогда на службе у английского короля.

Немного иначе эту историю рассказывают на Фарерских островах. Она посвящена Гейти, сыну Аслака. Тот же самый Харольд спросил своих людей, знают ли они, кто может быть его достойным соперником. Они ответили: «Есть крестьянин, Гейти, сын Аслака, который является сильнейшим из людей». Тогда король направился к дому Аслака.

«Где твой младший сын?»

«Увы! Там лежит он, на зеленой траве Колрина».

«Пойдем, старик, покажи мне его тело, чтобы я мог судить, так ли он был силен при жизни, как говорят».

Отец стал отказываться и говорить, что среди стольких мертвецов будет тяжело отыскать его сына. Король отправился на пустошь. Он встретил статного человека с луком на плече, возвращавшегося с охоты.

«Кто ты, друг?»

«Гейти, сын Аслака».

Одним словом, умерший был жив и здоров. Король сказал, что слышал о его искусности и пришел помериться с ним силами. Гейти и король устроили состязание в плавании.

Король плавал хорошо, но Гейти делал это лучше, и в конце концов короля принесли домой без чувств и движения. Харольд проглотил свой гнев, как проглотил и воду, и приказал Гейти сбить стрелой орех с головы его брата. Сын Аслака согласился и пригласил короля в лес, чтобы он был свидетелем его умения:

Вложил он в тетиву стрелу,

Встал, помолившись Богу,

И с головы он сбил орех,

Не повредив и волос.

На следующий день король послал за искусным лучником:

Сын Аслака, скорей скажи,

Всю правду мне открой:

Зачем же взял ты две стрелы

Вчера в лесу с собой?

Гейти ответил:

Затем имел я две стрелы

С собой в лесу вчера,

Что, если б брата ранил я,

Сразил бы и тебя.

Похожая история рассказывается в знаменитом «Молоте ведьм», с той лишь разницей, что вместо ореха или яблока на голову мальчика была положена монета. Человек, который таким образом проверял ловкость лучника, спросил о предназначении второй стрелы у того за поясом и получил обычный ответ: если первая стрела не попадет в цель, то вторая пронзит сердце, лишенное человеческих чувств.

Более того, мы имеем английскую версию этой истории в древней балладе об Уильяме Клаудсли.

Финский этнолог Кастрен узнал в финской деревне Утува следующую сказку.

Случилось сражение между жителями деревни Алаярви и разбойниками. Негодяи ограбили каждый дом и среди прочих пленников увели с собой некоего старика. В то время как они шли со своей добычей вдоль берега озера, парнишка лет двенадцати, вооруженный луком и множеством стрел, появился в зарослях на противоположной стороне. Он угрожал перестрелять захватчиков, если они не отпустят старика, который был его отцом. Разбойники насмешливо ответили, что освободят пленника, если мальчишка собьет с его головы яблоко. Тот согласился, с успехом осуществил это, и пленника отпустили.

Фарид-ад-Дин Аттар, родившийся в Персии в 1119 году, был торговцем духами. Однажды он увидел дервиша и под впечатлением от этой встречи распродал все свое имущество и начал вести праведную жизнь. Он создал поэму «Мантыкут-тайр», или «Беседа птиц». Заметим, перс Аттар жил в то же время, что и датчанин Саксон, и задолго до рождения Вильгельма Телля. Весьма удивительно, что мы находим похожую легенду в его произведении. Только тут правитель сбивает яблоко с головы любимого пажа, и тот умирает от ужаса, хотя стрела и не задела его.

Наличие такого количества версий одного и того же сюжета в разных, весьма удаленных друг от друга странах, как Персия и Исландия, Швейцария и Дания, доказывает, по моему мнению, что он никак не может рассматриваться как историческое событие, а является одним из мифов, общих для всех ариев. Возможно, некто, лучше меня знакомый с литературой на санскрите и имеющий больший доступ к ее неопубликованным сокровищам басен и легенд, однажды найдет раннеиндийскую сказку с сюжетом, столь распространенным среди других народов этой семьи. Легенды, подобные истории Телля, обнаруженные у финнов, подверглись русскому или шведскому влиянию. Я думаю, что это не первобытное туранское сказание, а арийский миф, который, подобно валуну, можно найти на чужой земле, весьма далеко от горы, частью которой он был изначально.

Я полагаю, что специалисты, изучающие мифы, будут рассматривать эту легенду как выражение некоего естественного явления, а ее герои станут воплощением сил природы. Самые примитивные истории построены на этом, и их происхождение угадывается довольно легко. Например, в «Спящей красавице» можно ли не догадаться, что заснувшая девушка – это богиня земли, погруженная в глубокий зимний сон и просыпающаяся от поцелуя золотоволосого солнечного бога Феба, или Бальдра? Но в легенде о Телле ее значение не лежит на поверхности. Хотя Гесслер или Харальд могут быть олицетворением сил зла и тьмы, а отважный лучник – грозовой тучей, его стрела – молнией, а лук – радугой, изогнувшейся напротив солнца, которое, как монета или золотое яблоко, стоит на линии горизонта, однако мы не можем быть уверены, что это толкование не является чрезмерно надуманным.

На этих страницах я показал, как некоторые древние мифы, которые рассказывают народы, принадлежащие к арийской семье, превращаются в аллегорическое объяснение хорошо известных природных явлений. Но я не могу одобрить то, с какой готовностью наши немецкие друзья жадно набрасываются на каждую частичку истории, сакральной или профанной, и доказывают, что все герои представляют солнце, все злодеи олицетворяют демонов ночи и зимы, все дротики и стрелы являются молниями, а все коровы, овцы, драконы и лебеди – это облака.

В работе, посвященной представлениям о вервольфах, я погрузился в сюжет полностью и подготовился к тому, чтобы принять предпосылки, на которых специалисты по мифам строят свои теории. В то же время я не склонен уходить так глубоко, как самые воодушевленные немецкие ученые. Полезное предупреждение этим господам некогда сделал один изобретательный французский священнослужитель, который написал следующие доказательства того, что Наполеон Бонапарт является мифическим персонажем. Архиепископ Уотли в своих «Сомнениях» основывался на совершенно других аргументах. А я прибавлю к ним еще несколько в качестве предостережения.

1. Между именами Наполеон и Аполлон (бог солнца) существует лишь незначительная разница. В самом деле, указанная разница еще больше уменьшится, если мы рассмотрим написание его имени на колонне на Вандомской площади, где оно выглядит как Néapoléo. Слог Ne, который предшествует имени солнечного бога, очень важен. Как и остальная часть имени, он происходит из греческого языка (νη или ναι) и является подтверждающей частицей. Таким образом, Наполеон – это истинный Аполлон, или же солнце.

Другое его имя – Бонапарт – делает эту очевидную связь между французским героем и небесным светилом абсолютно ясной. День разделен на две части: хорошую, наполненную светом, и плохую, темную. Солнцу принадлежит хорошая часть, луне и звездам – плохая. Таким образом, естественно, что Аполлон, или Né-Apoleón, должен получить прозвище Bonaparte .

2. Аполлон родился на Делосе, острове в Средиземном море, а Наполеон на Корсике, острове в том же море. Согласно Павсанию, Аполлон был египетским божеством, а в мифологической истории легендарного Наполеона мы находим героя в Египте, причем местные жители почитают его и поклоняются ему.

3. Мать Наполеона звали Летицией, что означает «радость», она является воплощением зари, дарящей радость и счастье всему живому. Летиция олицетворяет начало нового дня, которое приносит в мир солнце и «перстами алыми ворота отверзает дня». Характерно, что греческое имя матери Аполлона – Лето. Римляне преобразовали его в Латону. Но Loeto – это неиспользуемая форма глагола loetor, который означает «вызывать радость». Именно от этой неиспользуемой формы и произошло существительное Letitia . Таким образом, окончательно установлено тождество между матерью Наполеона и греческой Лето, римской Латоной.

4. Согласно всем известной истории, у этого сына Летиции было три сестры. Не похоже ли это на греческого бога, у которого были три Грации?

5. У современного французского Аполлона было четыре брата. Невозможно не узнать здесь четыре времени года в антропоморфном виде. Однако сезоны должны олицетворять женщины. Здесь вмешался французский язык, в котором названия времен года мужского рода, за исключением осени, насчет рода которой лингвисты колеблются. В латинском языке осень не женского рода, как другие времена года. Таким образом, эта сложность представляется незначительной, а дальнейшее и вовсе разрешает все сомнения.

Из четверых братьев Наполеона трое были королями, и это, конечно, Весна, царствующая над цветами, Лето, правящее урожаем, и Осень, имеющая власть над плодами. Эти времена года всем обязаны могущественному влиянию Солнца, и в популярном мифе нам рассказывают, что три брата Наполеона получили власть и свои королевства от него. Но, если кто-либо скажет, что из четверых братьев Наполеона один не был королем, то это потому, что он воплощал Зиму, которая не имеет власти ни над чем. Однако, если утверждать, что у зимы есть королевство, то она правит снегами и морозами, которые в этот унылый сезон царят на земле. Что ж! Четвертого брата Наполеона, согласно общему заблуждению, обычно называемому историей, наделили бесполезным княжеством, дарованным ему на закате власти Наполеона . Это было княжество Канино, название, происходящее от «кани», то есть седые волосы старика – настоящий символ зимы. С точки зрения поэтов, леса, покрывающие холмы, являются их волосами, а когда приходит зима и покрывает их инеем, они становятся белоснежными прядями немощной природы старого года.

Следовательно, князь Канино является персонификацией зимы, чье царствование начинается, когда три других времени года лишились своих королевств и когда у солнца забрали власть дети Севера, как поэты называют арктические ветры. Это – мифическое вторжение во Францию союзных армий с севера. История рассказывает, что эти завоеватели – северные бури – прогоняли многоцветные флаги и заменяли их белыми. Это тоже изящное, но в то же время чисто мифологическое повествование о том, как северные ветры сдувают все яркие цвета с лица земли и заменяют их белоснежным полотном.

6. У Наполеона, рассказывают, было две супруги. Классический миф упоминает о двух женах Аполлона: земле и луне. Плутарх утверждает, что греки отдали в жены Аполлону луну, а египтяне считали, что его супругой является земля. От луны у него не было потомства, а земля родила ему одного сына, младенца Хора. Это египетская аллегория, представляющая урожай земли, оплодотворенной солнцем. Мнимый сын мифического Наполеона, говорят, родился 20 марта, во время весеннего равноденствия, когда земледелие переживает период активности.

7. Говорят, Наполеон освободил Францию от истощающих бед, которые терзали страну, от гидры революции, как ее часто называют. Кто не разглядит здесь французскую версию греческого мифа об Аполлоне, освободившем Элладу от ужасного Пифона? Само слово «революция», происходящее от латинского глагола revolvo , указывает на кольца змея, подобного Пифону.

8. У знаменитого героя XIX века, как утверждают, было двенадцать маршалов, стоявших во главе его армий, и четверо почетных. Первые двенадцать, как сразу можно понять, были знаками зодиака, марширующими по приказу солнца-Наполеона. Каждый из них командовал бесчисленными армиями звезд, которые делились на двенадцать частей и соответствовали двенадцати знакам. Что касается четырех, которые никуда не двигались, то это были стороны света.

9. Рассказывают, что командующий этими великолепными армиями после того, как прошел южные королевства, вторгся на север и не смог утвердить там свою власть.

Это соответствует движению солнца, которое достигает пика своего могущества на юге, но после весеннего равноденствия стремится достичь севера, и после трехмесячного шествия по северным районам возвращается назад по своим следам, за знаком Рака, который олицетворяет обратное движение солнца в этой части небесной сферы. На этом основана история о походе Наполеона на Москву и его унизительном отступлении.

10. Наконец, солнце восходит на востоке и садится за Западным морем. Поэты говорят, что оно поднимается из вод на востоке и опускается в океан, процарствовав двенадцать часов на небе. Такова и история Наполеона, пришедшего со своего средиземноморского острова, правившего двенадцать лет и, в конце концов, исчезнувшего в таинственном районе великого Атлантического океана.